Квартиру бывшего моряка не спутаешь ни с чьей другой. Все словно заполнено тоской по большой воде, везде напоминания о былой службе, о море, о дальних походах.
У Николая Михайловича Кочуева повсюду ‑ макеты кораблей, от каравеллы XV века до современных подводных кораблей, морские часы на стене, библиотека, состоящая в основном из книг писателей-маринистов. Сам Николай Михайлович похож на сказочного дядьку Черномора. Необычайно кряжистый и широкий в кости, он носит роскошную раздваивающуюся бороду. На предплечьях ‑ обильная морская татуировка: якоря, спасательные круги, маяки и т.д. Кочуев ‑ бывший подводник, участник Великой Отечественной войны, воевавший на Черноморском флоте.У меня в руках некогда секретнейший документ, книжка «боевой номер». Оказывается, на подводных лодках времен войны все команды ‑ «срочное погружение», «боевая тревога», «боевая готовность», «по местам стоять к погружению» и др. ‑ дублировались длинными и короткими сигналами корабельного ревуна наподобие азбуки Морзе. Моряк-подводник обязан был знать эти сигналы назубок. Ведь зачастую грань между жизнью и смертью на лодке очень зыбка и проходит почти незаметной пунктирной линией. Так было раньше, так, увы, осталось и сегодня.
- Я ведь никогда не курил, - рассказал мне Николай Михайлович. ‑ А дело получилось так. В феврале 1945 года ходил я уже на трофейной немецкой лодке ТС-2. Замечательная была лодка, очень комфортная, особенно по сравнению с нашими привычными «щуками», где и лечь-то как следует негде было. Шли мы тогда в Севастополь, а потом в Сулины, чтобы поменять торпеды. Я был на нижней вахте. До сих пор не знаю почему, но вдруг попросил разрешения прибыть на центральный пост.
«Зачем тебе?» - «Покурить!» - «Ну, покури, матрос!»
Шли мы в надводном положении, вылез я на мостик, а папирос-то у меня и нет. Так, подышал свежим воздухом... А ровно в 12 часов на лодке самопроизвольно взорвалась одна из торпед. Всех, кто курил на мостике, и меня в том числе, смело взрывной волной в студеную февральскую воду. Но мы все же выжили, а вот кто был в лодке ‑ погибли все до одного. Вот так я «покурил» в 1945 году и с тех пор не курю. Подводники вообще самый суеверный народ. Никогда не выходят в море ровно в 12 часов, по понедельникам или по пятницам. И даже крысам перекрывают пути бегства с лодки, считается, что без них корабль обречен.
Николай Михайлович Кочуев родился во Владимире в 1924 году. Учился в железнодорожной школе № 4, по окончании семи классов осенью 1939 года поступил на курсы заводского обучения, а затем в ФЗО при грамзаводе (ныне завод «Точмаш»).
- С 21 на 22 июня 1941 года работал я в ночную смену. Утром выхожу из цеха ‑ день тихий, солнечный. Направляюсь к проходной завода, а там народу полно, у всех головы задраны к черной тарелке репродуктора на столбе. Подошел поближе, спросил, что случилось. На меня зашикали. Одна женщина сказала шепотом, мол, война началась с Германией, и заплакала. Плакала не одна она. О близкой войне давно говорили в народе, писали в газетах, но все равно как-то не верилось. И вот гроза все же грянула. Нарком иностранных дел Молотов заверил народ по радио твердым голосом: «Враг будет разбит. Победа будет за нами!». Тогда словам правительства верили, верил и я. Конечно, фашистская Германия будет разбита!
Работали мы по 12 часов с сутки, ведь тогда был лозунг «Все для фронта, все для победы!». Всего труднее приходилось нашим женщинам. Подумайте только: проводить мужа на бойню, 12 часов быть на производстве, успевать кормить (а чем?), обувать, учить детей. А по радио передают неутешительные известия ‑ пали Брест, Смоленск, многие другие города. Фашисты рвутся к Москве. Через Владимир день и ночь тянулись беженцы из столицы, кто на чем мог, с запада и из Москвы. Мы, мальчишки 17 лет, начали осаждать военкомат, проситься добровольцами в ряды Красной Армии. Наконец пришло и наше время. Меня призвали и направили в КУОППК ‑ Краснознаменный учебный отряд подводного плавания им. Кирова. По окончании его я был направлен на действующий Черноморский флот в первую бригаду второго дивизиона подводных лодок, на подводную лодку «Щ-202»...
- В апреле 1944 года, - рассказывает Николай Михайлович, - на нашей лодке находился командир 2-го дивизиона капитан второго ранга Роман Гуз. Мы засекли сначала конвой противника, а вскоре капитан-лейтенант М.В.Леонов обнаружил на горизонте и силуэты вражеских кораблей. Последовали четкие указания приготовить четырехторпедный залп... Через несколько секунд послышались взрывы ‑ торпеды достигли цели. Но после этой атаки командир заметил в перископ противолодочные катера конвоя. Они шли курсом как раз на нашу «Щ-202». После первых взрывов глубинных бомб в отсеках полопались все электролампочки освещения, посыпалась пробковая крошка с подволока, я - электрик лодки - тогда провалился в люк и получил контузию - травму позвоночника. Каким-то чудом и в результате слаженных действий всего экипажа мы тогда ушли. Это была победа, а вообще на счету нашей лодки за время боевых действий ‑ 6 потопленных кораблей противника.
Районами действия советских подводных лодок в 1944 году были мыс Тарханкут, мыс Сарыч - Севастополь. В самом начале февраля Николай Кочуев был приписан к лодке «Щ-216». 10 февраля эта лодка потопила транспорт «Петер» водоизмещением 4000 тонн, шедший в охранении эсминца и двух сторожевых кораблей. Атака была ночная, лодка произвела залп веером четырьмя торпедами, две из которых попали в цель. В марте 44-го года началась усиленная подготовка к операции по освобождению Крыма, и подводные лодки перестали выходить в море. Развертывание лодок для участия в Крымской операции началось 11 апреля. Гитлер пытался любой ценой удержать Севастополь и издал приказ, категорически запрещавший эвакуацию из Крыма тех, кто был в состоянии держать в руках оружие. Немцы предпринимали огромные усилия для укрепления гарнизона Севастополя, но все вражеские транспорты с войсковым пополнением и боеприпасами уходили на дно Черного моря. Из 200 судов противника, принимавших участие в эвакуации войск из Крыма, 160 были потоплены или получили серьезные повреждения. По германским данным, только с 3 по 13 мая на переходе морем противник потерял 42 тысячи солдат и офицеров. В 1941-1942 годах гитлеровским войскам понадобилось 250 дней, чтобы овладеть Севастополем. Красная Армия во взаимодействии с Черноморским флотом взломала оборону противника и разгромила его армию в Севастополе за 35 дней. 9 мая 1944 года город русской славы Севастополь был полностью освобожден, 17-я немецкая армия, состоявшая из 12 дивизий, перестала существовать.
- С августа 1944 года мне пришлось служить на немецкой трофейной лодке ТС-2. Нам приходилось изучать боевую технику без каких-либо инструкций или пособий на русском языке. Вся техническая литература, все надписи на приборах и механизмах, которые ты обязан знать, - все на немецком и румынском языках. Сто раз облазили на брюхе все трюмные помещения от носа до кормы, изучили каждую задвижку, каждый кингстон, и всё знали даже лучше, чем родную квартиру.
И вот ‑ Черное море, декабрь, 1944 год. Мы только что заправились в Одессе, попутно избив там американских моряков. Американцы тогда ходили на «Либерти» в Поти за марганцевой рудой и тоже останавливались на заправку в Одессе. На знаменитой лестнице они бросали голодным мальчишкам конфеты и фотографировали, как пацаны дерутся за сладости. Нашим морячкам это не понравилось, союзников отлупили и сбросили вместе с фотоаппаратом в море.
ТС-2 - лодка шестиотсечная, в шестом отсеке расположены два кормовых торпедных аппарата и два главных электродвигателя подводного хода и выхода в торпедную атаку из подводного положения. В шестом отсеке нас было семь человек. Немного позже все погибли, кроме меня и юнги Володи Устинова... Но это совсем другая и грустная тема... И вот в лодке сыграли боевую тревогу: «Торпедная атака!». Все стремительно заняли свои боевые посты, вместе с командой «Пли!» лодка вздрогнула, освободившись от многотонного груза торпед, как поплавок, метнулась к поверхности. Но трюмные мгновенно приняли балласт в торпедозаместительную цистерну, лодка выровнялась, опустила корму и полетела на глубину. И тут обнаружилось страшное... После выстрела двух торпед клапан беспузырной торпедной стрельбы (БТС) не встал на место. В шестой отсек столбом под давлением хлынула вода, а о том, чтобы закрыть клапан вручную, нечего было и думать. Разве пересилишь давление моря!
Я мгновенно задраил входной люк на переборке, перекрыл переговорную трубу. Нас теперь ничто не соединяло с центральным отсеком, всякая связь с ним была потеряна, команды по борьбе за живучесть лодки получать было неоткуда. Мы сами вступили в борьбу с морем. Из-за большого дифферента на корму в отсеке на паеле (на полу) стоять было невозможно. Из трюма вода подняла на поверхность всю грязь и солярку. Жестяные банки, ящики с инструментом, гремя и переворачиваясь, катились в корму под торпедные аппараты. На поверхности плавало все, что могло плавать: аварийный инструмент, пилотки, фуфайки, спасательные жилеты, аварийные маты и т.п. Вода хлестала в отсек под огромным давлением. Мы с электриком главных электростанций Володей Булкиным приняли единственно правильное тогда решение ‑ дать в отсек противодавление. А вода все прибывает, уже доходит до пояса, груди, до подбородка... Булкин нырнул, попробовал открыть вентиль, но у него не хватило дыхания. Тогда попробовал нырнуть я. В голове одна мысль ‑ это последняя надежда спасти людей, себя, лодку. Руки автоматически начали выполнять нужную работу еще до того, как приказал это сделать мозг.
В спешке я свернул шток клапана резьбы. Сжатый воздух в 180 атмосфер теперь было не перекрыть, и поневоле всю группу баллонов воздуха высокого давления стравили в отсек. Там от сжатого воздуха стало, как в тумане, а мы только-только обнаружили, что вода леденит наши тела. В центральном отсеке в это время тоже не сидели сложа руки, запустили помпу для откачки воды, и, когда наши ноги почувствовали твердость паела, мы взглянули друг на друга ‑ живы! Кровь течет из ушей и носа, грязные, как черти, но живые. Позже Володя Булкин погиб...
К базе подходили мы рано утром, в положенной точке всплыли в позиционное положение. В службе наблюдения и связи нас заметили, обменялись позывными, и дежурный буксир развел боносетевые заграждения, пропуская нас в бухту на швартовку у своей плавбазы «Волга». А нас приветствовали стоявшие рядом крейсеры «Красный Кавказ», «Красный Крым», «Ворошилов» и др.
Так до сих пор сердце ветерана-подводника словно пребывает в боевом походе.