Прерванная миссия

Всего нас было 11 человек. У всех моих коллег был опыт работы в Боснии и Герцеговине.

Погода в феврале 1998 года на Балканах напомнила мне начало ноября на Владимирщине. Всю ночь шел мелкий противный дождь. Под ногами хлюпало и чавкало. Воздух был сырой и холодный.

Прохожие не вздрагивали и не замедляли шаг при виде серо-черных стай рыскающих по городу в поисках пищи. Сегодня все местные собаки, не сговари­ваясь, предпочли сухие укрытия сомнительной возможности найти что-нибудь съестное в сыром городе.

На последней ступеньке перед входом в здание, где размещался штаб регио­нального подразделения международных полицейских наблюдателей миссии Ор­ганизации по безопасности и сотрудничеству в Европе, Этьен остановился, брезг­ливо посмотрел на свои замечательные желтые замшевые ботинки, обляпанные жирной черной грязью, вяло поздоровался со мной, когда я почти уткнулся голо­вой ему в спину, поднимаясь за ним на крыльцо, и мы молча прошли на кухню.

Хенниган Берне, полицейский из Техаса, полулежа на огромном кожа­ном диване, пил черный кофе в ожидании начала утреннего совещания.

По его виду можно было понять, что от ящика с пивом, который он вчера ве­чером перетаскивал из военного Хаммера на виллу, которую снимал с тремя аме­риканскими коллегами у серба, владельца виноградников в долине под Сува Ре­кой, мало что осталось. А может, и ничего не осталось.

Хенниган не раз признавался мне, что проклинает тот день, когда дал согла­сие поменять хоть и на шесть месяцев свои родные Штаты на эту точку на карте Европы, о которой он никогда раньше не слышал и слышать не хотел, в которой ему было столь неуютно, что, только запершись на вилле в компании с ящиком пива перед телевизором он чувствовал себя относительно комфортно и в безопас­ности.

Я налил себе кофе из большого медного кофейника, стоявшего на электриче­ской плите, и сел рядом с ним.

Я не любил этот кофе.

На мой вкус он был слишком горьким.

Но никого это не интересовало. Поэтому я терпел и не жаловался. Отказаться от чашки кофе перед брифингом я не мог. Меня бы не поняли. Кофе здесь пили все и всегда.

Я знал, что еще через полчаса, сразу после утреннего инструктажа, мы все, а это около тридцати человек, не сговариваясь, направимся в кафе, находящееся здесь же в сорока метрах от здания штаба, и просидим там еще 15-20 минут. Все будут пить все тот же черный кофе, а я - чай или сок.

Затем мы постепенно займем места в английских полицейских Лэндроверах, перекрашенных в цвет спелой тыквы, которые сюда были переброшены прямо из Северной Ирландии, или в американских военных Хаммерах, перекрашивать ко­торые американцы не позволили, руководствуясь национальной гордостью, и разъедемся патрулировать закрепленные за экипажами территории, чтобы сле­дующим утром опять встретиться на этой кухне или в зале для брифинга.

Названные транспортные средства обеспечивали нашу безопасность при вы­полнении задач по мониторингу ситуации в Косово. По мере наших возможно­стей, а они были весьма ограниченными, мы пытались держать под контролем действия боевиков из Армии освобождения Косово, а также военных и полицей­ских подразделений республики Сербия на территории этой бурлящей противо­речиями «провинции бывшей республики Югославия». Так именовали Косово в официальных документах ОБСЕ.

Работа полицейских наблюдателей не выглядела легкой. Количество и жест­кость убийств местного населения на национальной почве поражали воображе­ние.

Английские полицейские бронированные Лэндроверы были перекрашены в цвет зрелой тыквы. Этот овощ был символом миссии ОБСЕ в Косово. Его можно было увидеть на официальных бланках, проспектах. Служебные футболки и кеп­ки также были ярко желтого цвета. Это позволяло идентифицировать нас издале­ка. Выбор цвета был мерой безопасности. Могу также предположить, что этот символ подчеркивал миролюбивый характер мандата, которым была наделена миссия Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе.

Инструктаж, как всегда, был невнятным.

Лейтенант Бен Экснер, черный как ночь в Мемфисе, откуда он родом, был офицером армии США. Все его недолюбливали, как и его заместителя, Джимми Стимена, также американского военного.

Нам не нравилось, что нами, офицерами полиции, которых в подразделении было подавляющее большинство, командуют военные. Американские полицей­ские были с нами солидарны.

Было очевидно, что Экснер и Стимен выполняют задачи своего правительст­ва, а не ОБСЕ, и что одной из задач, стоящих перед ними, является создание ус­ловий для развития и наращивания мощи официально не существующей Армии освобождения Косово.

Армии, состоящей из боевиков, которые днем были обычными лавочниками, селянами, просто безработными, а ночью, переодевшись в форму со зловещей нашивкой - черный когтистый орел на красном фоне, или без нее (на всех, по-видимому, не хватало), вооружившись автоматами Калашникова или иным оружием, расползались по проселочным дорогам края. И не только по дорогам.

Нам это не нравилось. Но официально о такой задаче никто не слышал, о ней можно было только предполагать, оценивая поведение американской составляю­щей миссии ОБСЕ.

В четырех километрах от Сува Реки был населенный пункт Банья, над кото­рым днем и ночью развевался красный флаг с черным орлом. Днем это село каза­лось покинутым жителями. Однако, начиная с 19.00 часов вечера, оно оживало.

Отоспавшиеся днем у себя дома, боевики из Сува Реки и окружающих город населенных пунктов, стекались в Банью в количестве от 50 до 100 человек. Здесь у них была база. Здесь у них располагался штаб. Над ним как раз и развевался красный флаг с черной птицей. Здесь они переодевались в форму АОК и до утра демонстративно прогуливались по улицам, сидели у костров.

Местные полицейские и сербские армейские патрули ни днем, ни ночью их покой не нарушали.

Руководство миссии ОБСЕ было бы недовольно.

А особенно были бы недовольны американские военные представители в миссии ОБСЕ.

Пять дней назад с обеда и до вечера сербские полицейские обстреляли этот поселок из крупнокалиберного пулемета.

Огневая точка находилась метрах в трехстах от околицы поселка.

Точка наблюдения нашего экипажа располагалась с противоположной сторо­ны поселка на горе.

После того, как несколько пуль просвистело над автомобилем, мы из машины не выходили.

Боевики отстреливались из автоматов.

Перестрелка не преследовала какую-то определенную цель. Каждая сторона просто заявляла о своем присутствии и о своей претензии на контроль над ситуа­цией.

После того, как к семи часам вечера полицейские сняли огневую точку, мы заехали в поселок.

О жертвах нам не сообщили. Боевики как обычно сидели у костров. Перестрелки как будто и не было. Ничего особенного.

После бомбардировок территории Сербии американскими самолетами Армия освобождения Косово выйдет из подобных поселков и станет главным оружием в переговорах с Сербией.

Глядя в одну точку, Бен Экснер напомнил о событиях предыдущего дня, о которых мы знали не хуже его, так как описание этих событий содержалось в на­ших же вчерашних рапортах, или было известно нам из переговоров наших кол­лег в эфире.

Главными событиями были убийство двух сербов, возвращавшихся на маши­не с работы (это случилось около 23.00 часов в одном километре от села Мушу-тиште), и очередная перестрелка между двумя группами неустановленных лиц в районе села Вранич.

В Косово 90% населения составляли албанцы, однако в Мушитиште, одном из самых крупных сел провинции, соотношение сербов и албанцев было равным, в связи с чем это село было предметом нашего особого внимания. В сельской школе сербские дети обучались отдельно от албанских детей. В местном поли­цейском участке не было ни одного полицейского албанца, зато вечером на ули­цах трудно было увидеть серба. Албанца, впрочем, тоже.

В связи с убийством сербов Экснер, обращаясь к экипажу, на территории об­служивания которого находилось село Мушутиште, просил проявлять осторож­ность в общении с сербами - жителями села, и поставил задачу - попытаться ус­тановить время планируемых похорон и возможные ответные действия сербов как реакцию на убийство двоих из них.

Тони и Этьен посмотрели в мою сторону. Все было ясно.

Все было как всегда.

В каждом экипаже было по четыре человека. Наш не был исключением. Однако отличие имелось.

Основной контингент, работающих «в поле» международных наблюдателей составляли полицейские. Были среди них и редкие гражданские лица, представ­ляющие различные общественные и правительственные организации стран Евро­пы.

В подразделении миссии ОБСЕ в городе Сува Река гражданская составляю­щая была представлена англичанином Тони Мигрейвом, которому было близко к шестидесяти, и французом Этьеном Марэ, который годился первому в сыновья.

И надо же было такому случиться, что оба этих гражданских «пиджака» бы­ли членами одного экипажа. Моего экипажа.

Четвертым был Мартине, лейтенант полиции из Латвии. Сегодня он отдыхал. Иначе он бы мне посочувствовал.

У нас был 12-часовой рабочий день. Работали без выходных в течение четы­рех недель. Отдыхать по одному дню в неделю не имело смысла, так как отды­хать было негде и не с кем.

Я, как и все, аккумулировал выходные (один выходной после шести рабочих дней и дополнительно 3 выходных дня по истечении каждого месяца), чтобы че­рез месяц слетать к семье.

Забегая вперед, скажу, что мои честно заработанные выходные дни пропали. Вскоре после описываемых событий случилась срочная эвакуация членов миссии ОБСЕ своим ходом через Македонию в греческий город Салоники. Это произош­ло за два дня до начала ракетного обстрела американцами самолетами территории Сербии.

Если бы я мог это предвидеть, я бы лучше пошел в выходные пить пиво с Хенниганом.

Так вот, нам было ясно, что поставленную перед экипажем задачу выполнять придется мне.

Все в нашем экипаже, как, впрочем, и в подразделении в целом, решение во­просов с сербским населением возлагали на русских наблюдателей.

Причин для этого было много.

Сербы хорошо относились к представителям России.

Не скрывали, что в разрешении конфликта вокруг Косово рассчитывают на помощь России. Это была разумная и оправданная позиция.

Будущее Косово могло бы выглядеть по другому, если бы этой же позиции придерживался еще и Слободан Милошевич. Однако он до последнего момента, даже и после бомбардировок Сербии, в переговорном процессе с представителем косоваров Ибрагимом Руговой с участием представителя стран Европы в перего­ворном процессе Хавьером Саланом демонстративно не прислуживался к сове­там, которые исходили из России.

Отношение к представителям других стран - членов миссии, у сербского на­селения было либо резко отрицательное, как к представителям США, либо просто отрицательное, как к англичанам и другим европейцам.

Сербы считали, что миссия ОБСЕ в Косово защищает интересы албанского населения.

Никто не пытался их убедить в обратном.

Бронеавтомобиль не был закреплен за конкретным членом экипажа, поэтому мы им управляли по очереди.

Сегодня была очередь Этьена. В 8 часов 15 минут мы выехали из города. Разговаривать не хотелось. Все были напряжены. Я сообщил по радио, что мы проехали точку R26.

В эфире при радиообмене мы не называли населенные пункты их именами. Под R26 на наших картах значилась деревня Дубрава. До Мушутиште оставалось 7 километров.

В Косово автомобили можно увидеть только на основных дорогах, соеди­няющих большие города, которых в крае не больше десятка.

Проселочные дороги даже мало оживленными никогда не выглядят.

Однако, выехав из Сува Реки и через три километра свернув с шоссе на про­селочную дорогу, мы проехали уже около тридцати километров, встретив всего две машины.

Это было меньше, чем обычно.

Я понял, что день не заладился с самого утра.

Перед въездом в село Этьен остановил машину.

Посовещавшись, решили нигде не останавливаться, ехать прямо к полицей­скому участку.

Обычно при въезде мы останавливались у одного-двух магазинчиков, чтобы поздороваться, а если повезет, узнать новости.

Село находится на склоне горы. Именно поэтому Этьену пришлось нажать на педаль газа, чтобы одолеть подъем без проблем.

Мы так поступали всегда.

На этот раз привычка чуть не привела к трагическим последствиям. Преодолев подъем, машина вылетела на центральную площадь села.

На другом краю площади стояла толпа местных жителей. Их было около сотни человек.

Событие само по себе редкое, так как местные жители стараются без острой необходимости на улицу вообще не выходить.

Услышав шум нашего Лэндровера, все посмотрели в нашу сторону и через долю секунды с громкими криками, размахивая палками, некоторые из которых были похожи на охотничьи ружья, бросились навстречу автомобилю.

Нам и в голову, естественно, не пришло, что они бегут к нам, движимые же­ланием прижать нас к груди.

Раскрытые в яростном крике рты и поднятые вверх руки, сжимающие колья и ружья, не оставляли сомнений в их намерениях.

Надо отметить, что наш автомобиль при заблокированных дверях не от­крыть.

Пуленепробиваемые стекла, толщиной в три сантиметра также ни разбить, ни прострелить.

Однако, центр тяжести автомобиля находится достаточно высоко. Усилий 10-15 человек достаточно чтобы раскачать и перевернуть его. И тогда автомобиль, кувыркаясь, будет катиться до самой околицы. А это около 200 метров крутого склона.

К тому же было ясно, что, один раз окружив автомобиль, они просто могут взять нас в заложники, и автомобиль из нашего спасителя превратиться в нашего надсмотрщика.

Теперь уже можно сказать, что Этьен спас нас.

Не растерявшись, а, может, напротив, с испугу, он, повиснув на руле, зало­жил такой вираж, что автомобиль на двух колесах с визгом развернулся почти на месте на расстоянии пяти-шести метров от первых рядов набегающей толпы и по­катился вниз, все увеличивая расстояние до разъяренных сербов.

Выехав из села, я открытым текстом передал в эфир что обстановка в Мушу-тиште представляет угрозу жизни любым представителям миссии.

Надо было исключить случайное появление кого-либо из членов миссии в окрестностях или в самом селе.

Ситуация требовала серьезного осмысления и нового подхода.

Это был первый случай нападения на сотрудников миссии ОБСЕ в крае.

Четыре дня мы объезжали Мушутиште стороной.

На третий день после похорон убитых сербов мы оставили машину с Этьеном при въезде в Мушутиште. Я, Мартине и Тони разделились на две группы и пешком вошли в него.

Тони с Мартинсом вошли в часть села, где компактно проживали албанцы.

Я стал подниматься к центру села, где в основном проживали сербы.

Пока я поднимался вверх по улице, я не встретил ни одной живой души.

Ворота оград, окружавших дома албанцев, были заперты.

На центральной площади, где был прерван наш последний визит в Мушу­тиште, также было безлюдно.

За три дня площадь изменила свой вид.

С двух сторон ее окружали несколько лавочек, торгующих продуктами и всякой всячиной, и магазин, где можно было купить все необходимой для сель­ского жителя. Принадлежали они местным жителям албанцам.

За три дня лавочки и магазин сгорели. Через разбитые окна и открытую дверь магазина можно было увидеть остатки сгоревшего товара.

Я его обошел. С противоположной стороны дымились, догорая деревянные перила веранды.

Было видно, что магазин сожгли последним.

Может, этой ночью.

В полицейском участке я нашел трех полицейских.

Настроения разговаривать со мной у них не было. Они пояснили, что не спа­ли все последние ночи. Ждали нападения.

Спрашивать, кто поджег магазины, не имело смысла. Но я спросил.

Они, естественно, ничего не видели. Я им не поверил.

Площадь со сгоревшим магазином находилась в трех домах от полицейского участка.

Около десяти сербских мужчин я застал в лавочке, принадлежавшей сербу. Лавочка также находилась на центральной площади, но она не сгорела.

Мужчины стали уговаривать меня выпить за Россию. Все требовали, чтобы я ответил, когда «русские братушки» им помогут и почему уже не сделали этого.

Я хотел им ответить, но передумал.

Вечером, подводя итоги, мы пришли к выводу, что дальнейшую эскалацию напряжения в селе можно остановить только разместив в Мушутиште круглосу­точно работающий опорный пункт миссии ОБСЕ.

Экснер обсудил эту идею с руководством миссии в Приштине и она получила поддержку.

Следующий его шаг не вызвал у меня волну восторга.

На меня возложили ответственность за создание и организацию работы этого опорного пункта.

На решение организационных задач ушло четыре дня.

Под опорный пункт выбрал здание кафе на центральной площади села. Оно принадлежало албанцу. Он с удовольствием сдал его нам в аренду за достаточно круглую сумму в долларах США.

В штат подразделения записали 12 полицейских.

Согласия ни у кого не спрашивали.

Работу организовали вахтенным методом. Две смены по шесть полицейских. Сутки работаем, сутки отдыхаем. Опыт оказался положительным.

Уже через неделю такие опорные пункты, правда, с меньшей численностью личного состава, были созданы еще в пяти населенных пунктах.

На открытие опорного пункта в Мушутиште приехал представитель главы миссии ОБСЕ. Перед телекамерой он благодарил русского полицейского полковника и долго жал ему руку. На следующий день это рукопожатие с утра до вечера показывали по ТВ.

Когда он уехал, я поднялся на второй этаж здания опорного пункта, где на­ходилась комната отдыха, и заснул.

Утром снова надо было заступать на дежурство.

Ехать в Сува Реку, где я с коллегой снимал дом у местного серба, не имело смысла. Я бы не успел выспаться.

До начала бомбежек территории Сербии оставалось 7 дней.