Семейный портрет чернобыльцев

Судьба семьи Мягковых теснейшим образом была связана с атомной электростанцией, и катастрофа на ней трагически отразилась на всех ее членах. Их воспоминания, документы и фотографии, бережно хранящиеся в музее-заповеднике, послужили основой для этого рассказа.
Первыми на ЧАЭС стали работать мама Надежды Николаевны и ее отчим. Работники станции получали высокие оклады. Для них был построен рядом с ЧАЭС город Припять. Современная планировка, развитая инфраструктура, кругом цветы. Там было очень хорошее снабжение. Многим казалось, что это город XXI века. Поэтому они посоветовали своим родственникам перебраться к ним. Был оформлен вызов, и машинист-обходчик блока Ташкентской ГРЭС Николай Мягков с 1980 г. был зачислен на ту же должность на Чернобыльскую АЭС. С ним приехали его жена Надежда и пятилетняя дочь Светлана. Получили благоустроенную квартиру. В 1984 г. родилась вторая дочь - Люба. Счастливая жизнь молодой семьи была нарушена аварией 26 апреля 1986 г.
В тот день медсестра Надежда Николаевна вышла по графику на работу в поликлинику. Вскоре выяснилось, что радиоактивное облако накрыло это здание. Поэтому прием больных там срочно свернули, отправив медсестер в стационар, куда продолжали поступать облученные работники станции. Там уже находились доставленные ночью пожарные. Они были сильно загорелые, излишне возбужденные. Смеялись сами над собой - на них были короткие больничные женские халаты. Не хватало жгутов и штативов для капельниц ‑ втыкали иголки без них и подвешивали капельницы на бра над кроватями. Медсестры воровали их друг у друга для «своих» больных. Медики всегда считают больных, кто когда-то лежал в их палате, своими. В ее палате лежал муж работавшей там медсестры. Надежда Мягкова не раз предупреждала ее о том, чтобы она держалась немного подальше от больного, так как знакомая медсестра может принести в дом, сыну, радиоактивную пыль. А они сидели обнявшись. И только при виде Надежды Николаевны, как дети, испуганно отодвигались друг от друга. Упреки застревали в горле ‑ она понимала, что больной обречен. Из-за недостатка персонала приходилось оказывать помощь больным в соседнем помещении. Кому-то надо было растереть стянутые судорогой мышцы, кого-то дотащить до кровати и уложить на нее. От напряжения не раз темнело в глазах. В конце смены в кровь стерлись ноги, обутые в босоножки на шпильках. А главное, она получила, как сказано в справке, 34 рад (0,93 рада эквивалентно примерно одному рентгену). Надежда Николаевна, придя после смены домой, предупредила мужа о смертельной опасности, грозившей ему в случае выхода на работу.
26 и 27 апреля 1986 г. у старшего машиниста турбинного оборудования 4-го энергоблока Мягкова были выходные. В это время пришел приказ о выходе на работу. Не все в те дни выходили на работу, и никто и никогда не упрекал их в трусости. Большинство сотрудников работало позже, когда радиационный фон был значительно ниже. Что же делать? Николай не спал всю ночь. А наутро 27-го засобирался на станцию. Подумал, что совесть до смерти замучает, если не выйдет на работу. А так ‑ будет хоть шанс выжить. В его подчинении находились восемь человек. Необходимо было послать кого-то из них к насосам ‑ охлаждать реакторы. Работа несложная, но радиация по пути к ним, на площадке и на рабочем месте была очень большая. Молодых подчиненных послать не мог ‑ жалко. А пожилой взмолился: «Не посылай меня, я точно не выживу». Пошел сам. Благодаря его усилиям были вовремя отключены участки оборудования, что позволило быстро вывести из-под нагрузки третий энергоблок, ускорить работы на четвертом блоке. Из-за вывода пораженных людей из зоны работ временами оставался главным распорядителем работ на станции (его осознанный риск жизнью и профессионализм будут отмечены в 1996 г. орденом Мужества). С высокой температурой Мягков был отправлен после работы начальством в медсанчасть Припяти, где он принимал лекарства, проходил процедуры и… одновременно помогал медсестрам загружать машины во время эвакуации этого учреждения. Затем самовольно покинул больницу, чтобы выпустить кошку из квартиры и выяснить ‑ почему тесть не эвакуировался с жителями Припяти.
Его тесть Валентин Павлович Есипов, старший инженер по ядерной безопасности, считал себя лично виновным в аварии и решил умирать вместе с городом. Он оставил посмертную запись на двери, в которой прощался с жизнью и просил прощения у людей, хотя Валентин Павлович не был причастен к эксперименту, приведшему к аварии. 26 апреля он отработал, получил дозу радиации. Узнав, что на АЭС не хватает персонала, запрятав документы о заболевании, продолжал работать там на вахте. Валентин Павлович с плохой кровью попал в 6-ю московскую клинику, где ему поставили диагноз ‑ «лучевая болезнь 2-й степени». Мама Надежды Николаевны ‑ Есипова Татьяна Ивановна, бывшая обходчик-машинист ЧАЭС, к апрелю 1986 года была уже на пенсии. Радиоактивное облако лишь немного задело город, только крайние дома. Ее дом оказался крайним. Татьяна Ивановна также получила немалую дозу радиации.
В конце апреля семья Мягковых, оставив большую благоустроенную квартиру с мебелью и вещами, покинула Припять. Сразу же стали резко проявлять себя последствия облучения. Николай Николаевич, получивший 300 бэр ионизирующего излучения, был с диагнозом «острая лучевая болезнь 1-й степени» помещен в Киевский институт радиационной медицины, в отделение реанимации. Температура более сорока градусов держалась двое суток. Иногда, открывая глаза, он видел наклонившегося над ним студента, приставленного к нему, чтобы зафиксировать момент его смерти. И гнал из палаты его неоднократно. Не раз меняли кровь, но это не приносило положительного эффекта. Тогда была проведена операция по пересадке костного мозга. Это была первая в нашей стране успешно проведенная операция, которая через некоторое время вернула Николая к жизни.
И вновь, как в Припяти, не закончив курса лечения, он летит из Киева в Москву, узнав, что младшей дочери стало плохо. У двухгодовалой девочки несколько недель была высокая температура. Самолетом, в сопровождении врача и мамы, Любу направили из Архангельска в 6-ю московскую больницу, где проходили реабилитацию многие чернобыльцы. Когда Николай приходил в больницу, другие облученные недоверчиво прикасались к нему, повторяя: «Ты жив!». В тот день многих ликвидаторов покинула невеселая дума ‑ кто следующий уйдет из жизни? Появилась надежда на выздоровление. После этого у Мягковых возникла мысль - сообщить родным и близким, что они живы. Уже в Архангельске, где жили родственники, они пошли к фотографу, а затем разослали фотографии. Так появился этот групповой портрет.
В конце 1986 г. семья переезжает во Владимир, где жила троюродная сестра Надежды. Здесь, через три года после аварии, в возрасте 54 лет умирает теща (несмотря на запрет, она взяла при повторном посещении Припяти, хранила у себя, часто перебирала, подвергнутые облучению фотографии и документы. В результате на правой руке все ногти стали черными от кровоизлияния. Появилась постоянная слабость. Стало болеть сердце и многое другое). В этом же году Николай оставляет по собственному желанию должность машиниста центрального теплового щита управления турбинами на ТЭЦ в связи с плохим самочувствием. Получает инвалидность. Часто лежит в больницах Москвы и Владимира. Острая лучевая болезнь переходит в хроническую. Частые головокружения. В 2004 г. Николай упал на улице и, не приходя в сознание, скончался.
До сих пор жена и дети несут тяжкое бремя последствий катастрофы. Надежду Николаевну не покидает тревога за своих близких. Она получает письма от бывших соседей, сослуживцев, в которых сообщается о получивших хронические заболевания, об умерших. Появляются страшные и противоречивые сведения о пострадавших на ЧАЭС. Тревогу усиливала засекреченность результатов анализов крови у чернобыльцев. У взрослых и детей. Язык у Светы и Любы постоянно был обложен черным налетом. Они испытывали сильную слабость. Сколько раз на подушках ее детей появлялась кровь из носа… В настоящее время, несмотря на болезни, обе дочери продолжают работать. У Надежды Николаевны подросла внучка, которой, надеюсь, никогда не придется столкнуться с техногенной катастрофой.