Профессор Валерий Лепахин: «Икона помогает понять Россию»

- Валерий Владимирович, как Вы пришли к изучению иконы? Ведь в советское время она официально считалась лишь музейным экспонатом, произведением древней живописи, а как предмет культа преследовалась.
- Когда я учился во Владимире, то подрабатывал экскурсоводом. На курсах экскурсоводов занимался у самого Варганова! Но началось с того, что я вырос под иконами. У нас в доме всегда они были. Я родился в суздальском селе Выпово в 1945 году. Дома было принято перед едой, после еды перекреститься на иконы. Эти бабушкины, прабабушкины иконы всегда были перед глазами.
А позже, в Венгрии, в университете ввели предмет «История русской культуры». Его поручили мне. Но всего не охватишь за один учебный час в неделю. И я взял только иконопись. Быстро понял, что мне не хватает знаний. Да и в деканате зашел разговор, что я читаю лекции об иконах, а специального образования у меня нет.
Но наша культура такая - даже творчеством Достоевского заниматься всерьез нельзя, если не знаешь хотя бы основ православия. И тогда я окончил в Париже Свято-Сергиевский богословский институт. Так пять лет и ездил по два-три раза в год в Париж. Шли уже 90-е годы, я был зрелым человеком. Именно тогда я всерьез начал заниматься иконой. И параллельно в университете преподавал более профессионально и историю русской иконописи, и богословские проблемы, в том числе в творчестве Достоевского.
- А почему все-таки для преподавания русской культуры выбрали икону?
- Самый большой вклад, который наша культура внесла в мировую, - это, бесспорно, русская икона и Владимиро-Суздальское зодчество XII века. Художники уровня Репина и Крамского даже в Венгрии были. А такого явления, как русская икона, больше нет нигде. Отношение к иконе во всем православии уникальное: и у русских, и у болгар, и у греков. Греки очень почитают иконы. Ведь Греция пережила эпоху иконоборчества в VIII-IX веках. За 150 лет выстрадала любовь к иконе. Сколько было мучеников! Русь приняла иконопочитание уже в готовом варианте от них.
Достоевский писал, что русский народ и Русская православная церковь хранят образ Христов, потому что главное ‑ Его образ, а не слово. Он полагал, что католики делают акцент на слове Христовом, а русские ‑ на Его образе. Это как бы другой путь: в православии от образа ‑ к учению, а в католичестве ‑ от учения к образу. Я думаю, для русских выбор православной веры 1025 лет назад был связан с красотой. Вся эта «лепота церковная»: мозаики, фрески, иконы, пение. Само учение гораздо легче понять, почувствовать и принять через красоту иконную. С проповедником можно спорить, можно мысленно ему возражать, но когда видишь такую красоту, как Троица Рублева, - не поспоришь и не возразишь. Ты это принимаешь или нет.
- Для Вас важно, где находится икона ‑ в музее или храме?
- Икона создана прежде всего для храма. И только потом она пошла в дома православных. Музей в советское время был вынужденной мерой сохранения икон, тех, что удавалось спасти. А сейчас музеи перегружены иконами. В запасниках они как в гробу лежат. А могли бы столько пользы приносить, люди бы на них молились! Получается, что искусствоведы иконы спасли и на этом основании их как бы приватизировали, церкви не отдают. Эту проблему можно постепенно решить. Среди искусствоведов, музейных работников много верующих появилось в последнее время.
- Многие считают, что икона излучает некую энергию. Даже экстрасенсы иконы иногда используют как лечебное средство. Что Вы об этом думаете?
- Само понятие энергии широкое, а здесь мы говорим о божественной, духовной энергии. Она действительно исходит от икон, мы это чувствуем. «Какой намоленный храм!» - говорят верующие там, где эта энергия чувствуется. Она же сама собой создается! Почему перед этой иконой с большей силой чувствуется божественная энергия, а перед этой ‑ с меньшей? Почему эта икона чудотворная, а эта ‑ нет? Все это создается по какому-то Божиему промыслу. Экстрасенсы же используют некую космическую энергию, как они говорят, через себя ее пропускают. Они сами считают себя «энергетиками». А икону они используют только для того, чтобы люди к ним испытывали больше доверия. Потому что если люди будут знать, что энергия - бесовская, они не пойдут к экстрасенсу. А он иконку поставил ‑ и привлекает людей, неопытных в духовной жизни.
- Венгрия не входит в число православных стран. Сложно изучать там русскую икону?
- В Венгрии примерно половина населения католики, половина - протестанты. Когда я женился, когда нас венчали, жена еще оставалась кальвинисткой. Владыка благословил такой брак. А где-то через год-два жена перешла в православие. Я, конечно, завидую специалистам по иконам в России, потому что здесь огромные собрания икон и в храмах, и в музеях. В Венгрии в музеях иконы есть, но, в основном, сербские, украинские, словацкие.
- Но там ведь есть православные храмы?
- Конечно, у нас в городе приход святого великомученика Георгия. Наш батюшка - венгр, отец Тибор (Тивуртий по православному календарю) окончил Санкт-Петербургскую духовную академию.
- Вы стали профессором филологии в Венгрии?
- Да, моя докторская диссертация называется «Икона в русской литературе». Коллеги в России говорят, что в Венгрии докторскую защитить - пустяк. На самом деле это не так. Венгрия - страна небольшая, ученый совет университета не имеет права принимать докторские диссертации, только кандидатские. Если ты докторскую написал, защита только через Академию наук. Сдаешь работу в Академию, и там назначают двух анонимных экспертов, которые в течение полугода выносят свое заключение о работе. Если оно положительное, тогда уже дают трех официальных оппонентов. Дальше ‑ защита. Поэтому в Венгрии доктор наук называется «академическим доктором». Нас, докторов, в Венгрии мало - по пальцам пересчитать. В университете Сегеда, самом старом в Венгрии, я работаю на кафедре славянской филологии. Языки у нас на кафедре: русский, украинский, болгарский и сербский.
- После распада соцлагеря Вы испытали волну негатива по отношению к России в Венгрии?
- История обид на Россию в Венгрии начинается с революции 1848 года. Когда я переехал, мне стали рассказывать, что Россия всегда Венгрию принижала, уничтожала, из-за нас, мол, погиб их лучший поэт Шандор Петефи. И продолжала это делать и в 1919 году, и во Вторую мировую войну. Вторжение в Венгрию советских войск в 1956 году ‑ это уже такая память, которую не избыть. Тем более что в последнее время в школе, в СМИ создается антирусская легенда о 56-м годе.
Но и противоположный опыт был. У нас один преподаватель работал, недавно ушел на пенсию. Его отец воевал в России и попал в плен. А когда вернулся, сказал сыну: «Россию надо любить, Россия меня спасла. Ко мне, пленному, люди так хорошо относились, подкармливали, ни в одной другой стране я бы не выжил». Он стал верующим католиком, а сыну посоветовал идти на русское отделение в университет. Тот окончил русское отделение и всю жизнь проработал у нас на кафедре, преподавал русскую литературу XIX века.
Другой венгр, наоборот, скажет: «А, вы - русский... Из-за русских у меня отец погиб». (В Великую Отечественную войну Венгрия была союзником нацистской Германии, только на Дону сто тысяч венгров полегло.) Я говорю: «А где погиб-то?» Он: «На Дону». Я спрашиваю: «А Дон-то где?» Он: «В России, но мы же воевали на стороне Гитлера». А я: «А Гитлера-то вам кто выбрал? На Дон кто вас звал?»... Так с ними можно говорить.
Но ко мне лично я не заметил какого-то особо негативного отношения. Я единственный из русских в Венгрии, который дослужился до профессора, и мне никогда не было никаких препятствий. И я как человек православный всегда говорил и писал все, что думаю.
- А на русское отделение венгры охотно поступают? Наверняка был откат после перестройки.
- В советское время русский язык в Венгрии был обязательным как вторая специальность. У меня на занятиях сидело пол-группы студентов, которых русский насильно заставили выбрать. Потом был обвал ‑ «катастройка». И у нас произошел спад - 3-4 студента в год. Но мы потерпели, и у нас уже стало 10 студентов, потом 20. А в прошлом году на нашей кафедре славистики было 30 с лишним студентов. И это очень много. Сравните: на сербском отделении - три человека, на болгарском - двое, на украинском - три, а на русском ‑ 33! Все вернулось на круги своя.
- В православие, кроме супруги, под вашим влиянием венгры переходят?
- Из моих выпускников трое перешли в православие. Две стали монахинями, один - cвященником. Я это не считаю своей заслугой. Но когда они писали владыке о том, как пришли к православию, меня упоминали: мол, большую роль в их решении сыграл Валерий Лепахин и его лекции о русской иконе.