Директор областного драмтеатра Борис Гунин: «Дубина играть не может»

- Борис Григорьевич, есть мнение, что актеры ‑ особо чувствительный и чувствующий народ. Легко ли руководить такими?
- На самом деле актерами становятся люди с особым нервным аппаратом. Те, у кого этого нет, в конце концов выбирают другую профессию. Если у человека нет эмоций, если у него не обнаженные нервы ‑ что ему делать в профессии? Дубина играть не может. Все нужно пропустить через себя, через сердце, через мозг. Хорошо это или плохо? Не знаю... Это данность. Что касается, легко руководить или не легко? Людьми в принципе тяжело руководить. А что ‑ в вашем деле легко? Вы, журналисты, тоже люди творческие. Все с характерами, со своими представлениями о том, как все должно быть. Разве не так?
- Часто чем талантливее человек, тем сложнее у него характер.
- Совершенно верно. Поэтому любым коллективом руководить сложно. И на стройке не легче. И в магазине. И на заводе.
- А сами не хотели стать актером?
- Хотел. Я был первым актером в школе. В первом классе сыграл Петрушку-иностранца Маршака и чеховского Ваньку Жукова. Наша классная ставила с нами спектакли. Это было замечательное действо. Кстати, Маршака я до сих пор люблю. Внуку перечитываю. И еще неизвестно, кто из нас больше получает от этого удовольствия.
- Борис Григорьевич, если вернуться к теме актеров. За эти годы я не раз общалась с ними, порой доводилось слышать о каких-то обидах... Но никто и никогда не жаловался на то, что у Вас есть любимчики.
- У меня их просто нет. Я стараюсь хорошо относиться ко всем работающим в театре. Артистов вообще всех люблю. Как не уважать тех, кто каждый день входит в клетку? А они именно это и делают. Каждый день выходят на сцену. Каждый день отдают часть здоровья, эмоций, интеллекта, сил зрителям. Чтобы люди получили катарсис (в лучшем случае) или некую радость. К актерам нужно относиться бережно. Они - носители нашей идеи. Именно они продвигают наш «товар».
- Но кто-то больше талантлив, кто-то ‑ меньше...
- Да, конечно. Но это не означает, что я должен относиться к ним неровно.
- Мнение Вашей супруги о театре Вы учитываете? Условная ситуация: Ваша жена пришла на премьеру, посмотрела и говорит: «Дорогой, тут что-то не то». Какой будет Ваша реакция?
- Такого в принципе быть не может. Моя жена - разумный и тактичный человек. И я не согласовываю с ней, что ставить, а что нет. Хотя мне, конечно, интересно ее мнение. Она - профессиональный многолетний зритель. Мы вместе 35 лет, из них 27 я работаю директором театра. Так что она посмотрела огромное количество спектаклей. А кроме того, она психолог, и мне интересно ее заключение с точки зрения психологии: о реакции зала и, собственно, о том, что происходит на сцене.
- До Владимира Вы всю жизнь прожили в Магадане?
- Нет. Я закончил институт культуры и пять лет проработал в Харькове. Потом мы на несколько лет уехали в Якутию: в Мирный, в Якутск. И только потом 13 лет прожили в Магадане.
- Но теперь Вы владимирец?
- Скорее, гражданин мира. Я очень люблю Владимир, счастлив жить здесь. Но вот вчера приехал из Петербурга ‑ замечательно. Харьков тоже люблю. Москву люблю, как бы она меня ни раздражала. Я не против патриотизма, я против местечковости. Вот этого «врастания всеми корнями» и убежденности, что какое-то одно место почему-то лучше всех остальных. В мире так много интересных регионов, городов... Вы же не скажете, что, к примеру, Прага или Рим хуже Владимира? Вот и я не скажу. Кто-то удачно переиначил поговорку: хорошо там, где мы есть. Я с этим согласен. Но уточню ‑ я уже никоим образом не устраиваю для себя другой жизни, кроме как во Владимире. Нет иных посылов, кроме того, чтобы жить во Владимире и работать во Владимирском театре.
- Борис Григорьевич, у меня в Вашем присутствии всегда сложные ощущения. Например, не могу сказать ни одного грубого слова. Ругаться при Вас ‑ это как, извините, безобразничать в музее или храме...
- Правда? Не надо так. А то я забронзовею и стану монументом.
- Я веду к другому. Вы производите впечатление человека, которым не покомандуешь. Попросить можно, а командовать ‑ нет. А кто-нибудь может Вами командовать?
- Кое-кто может. Внуки. Маленький недавно родился. Он еще не командует. А вот старшему 3 года и 2 месяца. Зовут Лев. Так повелось, что ему можно все.
- Он этим пользуется?
- Конечно. Есть масса вещей, которых я не позволял своим детям, но позволяю Леве. И дети мне об этом постоянно напоминают. Но он же маленький.
- И до какого возраста Вы собираетесь ему потакать?
- Всегда. Дочь спрашивает: чего ты его не ругаешь? А я отвечаю: у него есть мама, вот пусть она его и ругает. А я не буду.
- Отлично. Дочь ‑ злой полицейский, а Вы добрый?
- Выходит, так. Но тут безо всякого умысла. Есть жизненный опыт. Каким-то вещам я детей учил жестко. А потом, когда они выросли разумными людьми, то понял, что вел себя неправильно. Так что с внуком уже веду себя по-другому. Ничего не форсирую. Скажем, сын научился владеть ножом и вилкой за столом в два года. А Лева ‑ в три. Ну и что? Зато ребенок не мучился. Не надо от детей ничего требовать, не надо ничего решать насилием. Только лаской и объяснениями. Это лучше работает.
- На объяснения терпение нужно.
- Конечно. У родителей его не всегда хватает. А у дедушки с бабушкой ‑ сколько угодно. Куда торопиться? Мы момент форсажа прошли на детях. А с внуками ‑ не суетясь... Я вот решил дочку отстранить от подъема внука по утрам и сборов в детсад. У меня он не капризничает, все делает без единого звука. А с мамой начинается утренний хор: не буду чистить зубы! Этого не хочу! Того не буду! Со мной не так, мне же хватает терпения и мудрости...
- А представьте, как хорошо ребенку: можно расслабиться, зная, что ни за что не накажут.
- Точно. Это раскрепощает. И получается все благостно и замечательно. Я раньше не понимал, почему мои дети предпочитают оставаться с бабушкой-дедушкой, чем идти куда-то с нами. Теперь понимаю.
- Как Вас зовет Лева?
- Он меня зовет «дедей». И с его легкой руки дедеем меня зовут все домашние.
- Борис Григорьевич, какие качества Вам больше всего нравятся в людях, а какие - категорически нет?
- Нравится благородство. Хотя это редкое явление, к сожалению. Мне приятно общаться с благородными людьми. Речь не об аристократизме, а о человеческом благородстве. Потому что если человек - жлоб, то хоть корону на него надень, он останется жлобом. Благородным человеком не станет. А что касается неприятия ‑ не люблю снобизм, чванство, подлость. Я стараюсь с подобными людьми не общаться. Хотя не всегда удается.
- У меня есть знакомый парижанин, который ни разу в жизни не был в соборе Сакре-Кер и ни разу не ходил на парад в день взятия Бастилии. Во Владимире знаю людей, ни разу не бывавших в Палатах. Почему так? Ведь туристы с других концов Земли едут, чтобы это увидеть. А те, кто рядом с культурными ценностями, часто их не замечают?..
- Для меня это тоже удивительно. Некоторые мои магаданские друзья живут в Питере по 10-15 лет и ни разу не были ни в Эрмитаже, ни в Петергофе. Я, когда это узнаю, начинаю возмущаться. Хватаю их и везу открывать им всю эту красоту. Когда мы переехали во Владимир, то постарались увидеть максимально все, что можно увидеть в регионе: Владимир, Суздаль, Гусь-Хрустальный, Юрьев-Польский, Муром, Александров... В общем, все примечательные места. Это правильно. Это интересно. Это важно и нужно.
- А почему в театре сейчас совсем нет идеологии? Это ж не обязательно скука смертная. Например, «Как закалялась сталь» я до сих пор люблю. Если произведение талантливое, то и идеология не помешает. Но нет этого! При этом современная политика постоянно подбрасывает такие сюжеты!
- Очень хорошо, что театр освободился от принципа «утром в газете, вечером в куплете». Нельзя все время работать на злобу дня... Когда надо ставить про сталеваров во что бы то ни стало. Или непременно спектакль к юбилею революции. Слава богу, что этого больше нет. В театре должна быть одна главная идеология ‑ не допускать безнравственности. Все остальное к театру не имеет отношения. Скажем, «Оптимистическая трагедия» - отличное произведение. Но оно должно вызреть в театре. И не иначе. Мы в театре уже не должны ставить «Как закалялась сталь» потому, что это нужно идеологическому отделу ЦК КПСС. А вот если мы захотим поставить «Сталь», если поймем, что Павка Корчагин - не тупой борец за идеалы, а глубоко нравственный человек, отдавший жизнь ради других, то мы ее поставим. Я очень рад, что нас, например, не вынуждают к юбилею президента ставить спектакль о нем. А такое бывало. Вы не помните, а мы когда-то должны были к сроку инсценировать «Целину». Должны были инсценировать, цитировать и обязательно об этом говорить!
- Справились?
- А куда было деваться?