Художник Игорь Чуксин: «Я, как Чехов, - внимателен к деталям»

- Игорь Леонидович, откуда такая верность городской теме?
- Я чувствую, что это необходимо сделать. Объяснение простое: старые улочки, купеческая архитектура - это все владимирская история. И она сейчас уходит, иногда даже не потихоньку, а очень шустро исчезает из нашей жизни. Я люблю наш исторический центр. У старых владимирских домов (низ каменный, верх деревянный) есть душа, свое лицо. Если можно так сказать, есть жизненный опыт, который очень интересно переносить на холст, картон. Интересно работать, когда новые и старые дома вперемешку, а вот там, где сплошные безликие новостройки, художнику делать нечего. Я, вот например, Доброе не особенно люблю - там нет городской исторической ауры.
- Вы часто ходите на пленэры, часто пишете с натуры?
- Моя живопись не пленэрная. Я больше просто хожу по городу, любуюсь, прицеливаюсь глазами - сочиняю внутри себя. Посидел на лавке, посмотрел на собор, прошел сто метров, посмотрел на пойму Клязьмы... Источник вдохновения в нашем Владимире найти всегда можно! Если есть необходимость в деталях, я приду, сделаю зарисовку. Но главное - рождение композиции на листе. Иногда эскизы мне нравятся больше, потому что в них есть спонтанность, свобода.
- Отличительная особенность Ваших работ - плотность деталей. Вы предполагаете, что зритель надолго остановится перед картиной и будет изучать детали, глубоко погружаясь в полотно?
- Да, я, как Чехов, - к деталям внимателен. И, конечно, мне хотелось бы, чтобы зрители не пробегали мимо моих работ, но надо иметь право на деталь. Детали ради деталей не нужны, нужны чисто композиционные вещи. Где-то подробности можно пропустить, обобщить, а то, что важно, чисто исторические моменты - оставить. Вплоть до семечек я не довожу, но те детали, которые изображаю, они мне нужны лично.
- Но при плотности деталей трудно сберечь воздух...
- Воздушная перспектива ‑ это очень полезная вещь, без нее никуда не денешься, но думать ежеминутно о ней, не решив основные задачи, я не собираюсь.
- Это та самая свобода творчества, о которой говорят все художники?
- Вот именно. В определенный момент грамота отходит на второе место, она не стирается, не забывается - она уже на кончике кисточки, но если вы готовы к открытию, вы будете рисковать. Может быть, ваши первые опыты будут нелепыми, удивят, но если они дают стимул к дальнейшей работе, росту, игра стоит свеч. Каждый, конечно, выбирает путь сам. Если работать, боясь что-то подпортить, никакого творчества не будет. Зато можно сделать карьеру копииста, ремесленника! Как Акакий Акакиевич из гоголевской «Шинели», переписывать аккуратно, красиво и на этом успокоиться. Сейчас век коммерции, а коммерция дает художнику такие ограды, что страшно становится: делай лучше так, этого не надо, это не берут... Если вопросы ставятся подобным образом, то хорошего ничего не жди. Вещи чисто творческого плана не подразумевают обогащения, если говорить купеческим языком.
- Вы не только художник, но и педагог. Чему Вы пытаетесь научить ребят кроме изобразительного искусства?
- Во-первых, уважительно относиться к искусству, к материалу, с которым работаешь. В театре все начинается с вешалки, а у нас с материала. Мятый лист принес на занятие? Что же у тебя за работа получится? Этот начальный этап приобщения к искусству очень важен. Я по себе знаю. Для меня все начиналось там, где я сейчас работаю ‑ в художественной школе. Слава Богу, что я туда попал! Мне было лет 15, я рисовал спонтанно, со школьными порывами и понимал, что этому нужен выход. Хорошо, родители вовремя увидели, что мне интересно это направление, и отдали в художественную школу.
Тогда наша школа жила на улице Гражданской, в доме № 1. Это был двухэтажный деревянный дом в садике - в стиле, как я рисую. Материальная база, конечно, была не такая, как сейчас ‑ старый дом, занятия скульптурой - в полуподвальном помещении, ржавые краны, туалет один на всех. Но все равно для меня это был просто рай в шалаше ‑ хорошие преподаватели, сильный коллектив.
- Кого из учителей Вы бы назвали главным проводником в профессии?
- С этим преподавателем Татьяной Дмитриевной Дмитриевой мы сейчас работаем рука об руку. Фундамент в профессии я получил именно от нее. Не могу не вспомнить Виктора Павловича Дынникова. Он был, как колодец - в смысле глубины, с ним было очень интересно общаться. Порой одной его подсказки, жеста было достаточно, чтобы ты далеко продвинулся в своей работе. И таких людей в школе всегда было много.
- Вы давно преподаете в ДХШ. Есть ученики, которыми Вы гордитесь?
- Есть такие, это наш золотой фонд. Ребята поступили в художественные вузы, в Суздальское училище. Есть и те, кто не связал свою судьбу с художественным творчеством, но дело не в этом. Наши выпускники становятся эстетически развитыми людьми. Мой бывший ученик Саша Аладышев стал актером, работает в нашем театре. Этот человек мне по душе. Он, наверное, мог стать талантливым художником - когда-то на выставке в Японии его работу медалькой отметили. Но он посмотрел на себя и выбрал другой путь. Кстати, в одном из его спектаклей Саша играет скульптора, лепит что-то. Такая параллель… В нашей школе просто повариться, просто туда походить - это уже хорошо для человека, личности.
- Ради чего приходит ребенок в школу? Учеба в ДХШ - это элемент общего развития ребенка? Или все-таки целевая подготовка художника?
- Все-таки к нам приходят учиться рисовать. В «художку» ребенка родители редко приводят по мотивам «чтобы на улице не болтался». А размер дарования определится только в процессе серьезного обучения. Это же дар Божий, и не на всех он падает! На начальном этапе есть лишь добрые родительские намерения - поддерживать желание ребенка рисовать. Сегодняшние дети свободнее, больше знают, самостоятельные, быстро растут, набирают темп в искусстве. Когда я начинал работать, дети были в растерянности и их родители тоже, сами знаете, что происходило в политике.
- Не отвлекает преподавательская деятельность от собственно творчества?
- Я стараюсь не разрывать творчество и педагогическую деятельность. У меня всегда перед собой лист, я рисую, и дети подходят, интересуются. Даю материал ‑ покажу, как делать на этой бумаге, этим материалом. Есть много тонкостей, которые словами не объяснишь. Работая с детьми, я не имею права заржаветь. Всегда держу себя в тонусе, поскольку знаю, что мне и сегодня опять зададут 25 вопросов, и я должен на них ответить, должен показать, рассказать. Мне это не в тягость, не мешает самовыражению.
Кстати, и Серов преподавал, и Петров-Водкин, и многие другие художники. Это не умаляло их таланта, не мешало творчеству.
На мой взгляд, всегда интересно поставить человека на какой-то уровень, даже если он вообще «на нулях». Я и взрослых учил. Такие, с позволения сказать, сундуки с половником приходили! Но «желали приобщиться», и это похвально!
- Вы не жалеете, что выбрали такую «нестабильную» профессию?
- Я вошел в эту систему, и мне никогда не хотелось из нее выходить, хотя родители, конечно, пытались направить меня в более понятные им направления. Но когда ты в профессию окунаешься, тут тебе никто не поможет - ты самостоятельный человек. После школы я не сразу поступил в вуз. Два года поработал в театре кукол на Гагарина. И, кстати, попасть туда было непросто, нужно было сдать экзамены. Так вот, два года я был разнорабочим, бутафором, озвучивал какие-то спектакли, даже художником-постановщиком удалось побывать. Интересно было очень! Забавный период был, хотя и непростой.
- Тогда и время было непростое. Впрочем, кажется, у нас простых времен не бывает...
- Сейчас, по-моему, все благополучно, главное, чтобы не было потрясений. В этом плане, конечно, и сегодня непредсказуемое время. Независимо от нас может где-то рвануть, где-то экология может засбоить. А политика что? Она вся в Москве. Здесь люди просто живут, работают. Единственный мой политический взгляд ‑ поменьше политики в моей жизни. Поменьше бы мне мешали, побольше свободы, поменьше бы демонстраций. Я, как, наверное, и многие, уже ими наелся. Хочется, чтобы не было катаклизмов, которые неожиданно происходят. Этого человек должен опасаться! Ехал, ехал и провалился куда-то, трубу прорвало - человека смыло. Трубу починят, а человека-то нет… А в глобальном смысле живем мы слава богу в хорошем городе, где уровень воды не предполагает наводнений, сейсмическая опасность тоже нам не грозит. Лишь бы все занимались своим делом: художники красили, строители строили, врачи лечили...