«Французову верили!»

О жизни
- Много написано о Французове. Но все это как-то немножко идеализировано, - начал разговор Владимир Николаевич. - Сейчас его привязывают к течениям, группам. Тогда все было попроще...
- Собственно, я и пришла к вам затем, чтобы немного оживить его образ. Но вижу его фотографию в красном углу. Все-таки Французов ‑ икона стиля для владимирских художников?
- Просто он собирал иконы, оклады. И эти все - Бориса. Был большой круг людей, которые, зная эту его любовь, приносили, дарили или меняли. Он отдавал офорты свои, этюды за иконы, хотя и не был коллекционером. У него была другая мотивация ‑ сохранить, поскольку в то время спекуляцией иконами многие занимались в Советском Союзе.
- Он собирал их в качестве образцов древнерусской живописи или как святыни?
- Борис был верующим. Он же рос с бабушкой и дедушкой, очень религиозными людьми. Это впиталось с детства - как бы потом ни выколачивали. Тут, в мастерской, по этому поводу велись беседы. Я был нейтральным человеком, а вот Андрей Филинов (он часто приходил сюда) - атеистом. Они тут часто скрещивали свои шпаги. У Филинова словечко такое было - «фактология», которым он прямо пырял Французова. Борис Федорович ходил в храм. У него духовник был в Успенском соборе. Поэтому ко всем атеистическим процессам, которые происходили в советское время, он относился плохо.
- Он выступал, наверное, против сноса Казанской церкви?
- Может быть. Я знаю только, что он участвовал в сопротивлении сносу особняка, где сейчас областной Дом работников искусств. Юкин, Французов, кто-то из писателей еще отстаивали этот дом. Они были авторитетными людьми, и их, видимо, послушались.
- Как у Французова складывались отношения с властью?
- Нормально. Сейчас очень много накручивается про советское время. Я делал кое-что к юбилеям Ленина, потому что деньги нужны были, а Борис - что-то не припомню. Была у него серия портретов ветеранов. Да дворец пионеров мы с Борисом и Яковом Яковлевым (отцом Иннокентием) расписывали на сказочные мотивы. Вот и весь госзаказ.
- Как Борис Федорович работал?
- У него была методика четкая. Может быть, он чувствовал, что недолог его век. Он был человеком не очень здоровым - сердечко болело, да он еще много курил, причем курил «Беломор» - жесткий табак. Не жалел он себя, хотя врачи говорили ему: «Ты себя губишь!» Работал он запоем. Дома ‑ до пяти утра. До полудня спал. Приходил в мастерскую часа в два. Мы вместе ездили в Зауечье на этюды. Весной, когда появлялась первая зелень, он суетился, хотел быстрее закончить дела, чтобы ехать в деревню.
О творчестве
- Вы обсуждали свои работы друг с другом?
- А как же! Обязательно! Бориса все ценили. Все художники, которые работали в графике, не обязательно в тиражной, часто собирались в этой мастерской - поделиться. Художник со своими пристрастиями может сваливаться в подражание и сам этого не замечает. И хочется авторитета. Как говорил Саша Лукин: «Как бы о моей картинке подумал Рембрандт?» Местные графики Французова считали авторитетом, который может подсказать. Каждый художник старается выбрать такого консультанта, чтобы ему верить. Вот Французову верили. И не только потому, что он здесь был первопроходцем в технике офорта.
- Вы под его влиянием стали заниматься тиражной графикой?
- Да, Французов зарядил меня любовью к офорту, втянул меня в это дело. Но когда я самостоятельно стал работать, то даже критически относился к некоторым моментам в его работах. Например, к композиции, потому что мой взгляд на природу наполовину реалистический. Мне хотелось что-то всегда выдумать. А Французов этого терпеть не мог. Он стремился к тому, чтобы как можно точнее изобразить то, что видел. Мы спорили. Я говорил: «Ну, Борис, зачем у тебя стог обрезанный?» А у него своя философия: «Я заставляю зрителя расширять пространство».
- С представителями владимирской школы живописи у вас, графиков, был общий круг или это два разных мира?
- У владимирских художников много общего в отношении к природе, к людям. У Французова, кстати, много портретов: старушек, ветеранов, детей маленьких, простых тружеников сельских: кто-то за водой идет, кто-то с косой, кто-то едет на велосипеде. Вектор ценности направлен на определенных людей. В этом владимирские художники были схожи. Картинки разные, а понимание материального мира общее. Круг был один, но споры были. Был у нас Петр Дик ‑ прекрасный художник, но он был не в этой среде, Французова и его окружения. С Борисом они всегда сильно спорили. Дик говорил: «Я вас с Французовым понимаю меньше, чем наскальные росписи».
- Что вы считаете главным уроком, усвоенным от Французова?
- Главный урок ‑ это честное отношение к своему делу. Вся система его жизненных ценностей отражалась в его творчестве, бескомпромиссность такая. И все хотели подражать ему, быть такими же честными. Но искусственно не сделаешь себя совестливым, благородным. Многие подражали, но не были такими, как он. А он был именно таким. С детства в него вложили святое. Конечно, такие люди, как Борис, выделяются. Они цельные.