Воздать «по заслугам»...

- Сергей Николаевич, сколько дел довелось расследовать за 15 лет?
- После сотого перестал об этом думать. Но я представляю порядок цифр: около 25-30 дел в год сдается с обвинительным заключением, а в милиции ‑ по 40-45 дел. Некоторые дела многотомные, очень сложные в доказывании. Например, расследовали мы убийство матери и дочери в Шихобалово. Фигуранты сразу наметились ‑ двое соседей потерпевших. У них был конфликт на бытовой почве. До этого они долго и много общались, так что в квартире женщин эти фигуранты бывали не раз и этого не отрицали. Вся защита строилась на том, что, да, бывали, поэтому оставили много следов, но не убивали. Доказать обратное было сложно. Но в итоге мы их «привязали» экспертизами, а главное ‑ нашли орудие убийства с отпечатками. Так что им пришлось в конце концов пойти на контакт со следствием. Сейчас один из них осужден за убийство, а второй ‑ за укрывательство.
- У всех есть профессиональные неудачи. Вы свои помните?
- Запомнилось расследование одного уголовного дела, связанного с должностными преступлениями руководящего сотрудника УФСИН, который за денежное вознаграждение скрывал факты побегов осужденных, в основном - состоятельных жителей Московского региона. Он отпускал их из колонии-поселения в краткосрочное «увольнение», из которого они не возвращались. Кроме того, он обманом получал деньги с состоятельных родственников осужденных за якобы решение вопроса об оставлении осужденных отбывать наказание в СИЗО. Сотрудник УФСИН, рассчитывая на поддержку своего руководства (теперь - бывшего), не признавал вину. Мы смогли доказать множественные эпизоды преступной деятельности, состоялся обвинительный приговор суда - но не связанный с лишением свободы. Это обидно.
- Может, законодательство у нас слишком мягкое? Вы же месяцами над каждым делом трудитесь. А потом, когда за убийство лет 6-7 дают, не возникает разочарования в профессии?
- Разочарования не возникает, но всегда тошно, когда виновник не понес заслуженного наказания. То есть результата фактически нет. Что касается законодательства, то оно в основном адекватное. Важно, чтобы суды его применяли в полной мере. Например, за изнасилование УК РФ предполагает наказание до 10 лет, а за изнасилование детей - до 20 лет. Но никому пока, насколько я знаю, таких сроков не давали. Кстати, ужесточение 132-й статьи УК было принято 5 лет назад по инициативе именно СКР. Абсолютно правильное решение.
- Оригинальные подозреваемые в практике встречаются?
- Конечно. Был у меня фигурант из криминальной среды, задержанный по подозрению в убийствах. И его жертвы ‑ из той же среды. Одного он утопил, отвез в Ивановскую область и в колодец скинул. Другого закопал около реки. Так он нам о себе рассуждал так: я санитар леса, я, как и вы, убираю негодяев и преступников. Говорил, что, мол, он, конечно, не праведник, но для общества необходим, избавляет его от вредных элементов... Тюрьма по этому оригиналу плакала.
- А были подследственные, вызывавшие сочувствие?
- Разумеется. Следователь тоже человек. Скажем, уголовные дела врачей. На мой взгляд, им точно не место в тюрьме. От профессиональных ошибок никто не застрахован. Поэтому их проступки и классифицируются как неумышленные преступления. Или виновники ДТП. В моей практике был случай: в автомобиле ехали отец и сын, отец за рулем. Авария. Сын погиб, а отец выжил. Так этот отец, даже если допустил ошибку на дороге, сам себя уже выше крыши наказал. Дальше уже просто рука не поднимается добивать его сроком. Дело тогда прекратили за деятельным раскаянием.
А возвращаясь к вашему вопросу о законодательстве: вот где надо ужесточать, так это по коррупционным преступлениям. Ведь часто фигуранты таких дел ‑ спецсубъекты. Люди непростого сословия. Они сложны в общении. Их дела сложны в доказывании. А свободы их лишают крайне редко. В итоге они имущество выводят до вынесения решения об его аресте. А штрафы для них, даже крупные, ‑ на самом деле пара пустяков. Они его в любой момент оплатить могут. Поэтому мы никогда не убьем коррупцию, пока она выгодна. А она выгодна, если все имущество остается у фигуранта.
Та же история с налоговыми преступлениями. Неделю назад в рамках дела о неуплате налогов на 97 миллионов мы вышли с арестом на имущество предпринимателя. А у него официально ничего нет, кроме машины. Все, включая большой коттедж, оформлено на сожительницу, с которой он 12 лет ведет общее хозяйство и воспитывает детей. Арест на дом суд наложить отказывается ‑ дескать, дом принадлежит этой женщине. Хотя она работала в фирме фигуранта и зарабатывала официально по 5-7 тысяч. На них она коттедж купила и содержит?
Все же на поверхности. Все все понимают. Но жесткости должной нет. Во многих странах за неуплату налогов и посадят, и отберут все имущество, и еще должен останешься. А у нас неслыханная мягкость. Мотив: нет сведений о том, что это он ей купил этот дом. Хорошо, а почему по закону нельзя заняться выяснением того, на какие вообще деньги куплен этот дом? Это неправильно. Ведь именно из-за таких ситуаций у людей формируется ощущение того, что можно не уважать государство.
Да, налоговые преступления сейчас в ведении СКР ‑ это говорит о серьезности подхода к проблеме. Но что на деле? Фигурант по закону может заплатить налоговые долги в любой момент, даже на стадии рассмотрения дела в суде, если видит, что проигрывает. И дело будет прекращено. То есть он может до последнего смотреть: выгорит или не выгорит, докажут или не докажут? А потом все равно уйти от ответственности, даже если все доказывается. Так они обычно и поступают ‑ платят в последний момент, и дело закрывается. Разве правильно, что наших усилий на доказывание умысла тратится очень много (проверки, экспертизы, опросы половины завода), а наказания за попытку «нагреть» государство нет?