Никита Филаретов: «Стараюсь петь для Бога»

- Никита, ваш путь в музыку, по всей видимости, был извилистым?
- Это так. Больших музыкальных данных у меня никогда не было, но было огромное желание, оно появилось в пять лет. Мы с бабушкой смотрели по телевизору выступление Дениса Мацуева на Международном конкурсе имени П.И.Чайковского. Я показал пальцем в телевизор и сказал бабушке, что хочу играть так же, как он. У нее не было никакого музыкального образования, но для меня она купила пианино у подруги и в 1999 году отвела меня в подготовительный класс 1-й музыкальной школы, где я учился у Елены Полиерховны Барковской и Ирины Владимировны Марковой. Достижений особых не было, но удовольствие получал колоссальное. Мне нравилось музицировать. Наверное, в нашей жизни все-таки главное ‑ это желание. Если оно есть, сделаешь все, что угодно.
- Почему выбрали авиамех, а не музыкальный колледж, если была столь сильная тяга к искусству?
- Мама была против моих занятий музыкой. Поэтому о музыкальном колледже я даже и не думал. Мама считала, что «менеджмент организации» - самая востребованная специальность. Она - реальный человек и понимает, что в музыке ты или Хворостовский, или никто. Конечно, я с огромным нежеланием туда пошел. Но в колледже оказался прекрасный коллектив, и мне понравилось там учиться. Я закончил его с красным дипломом. И не жалею. Мне в жизни это образование очень пригодилось. Теперь я могу быть сам себе импресарио.
- Как же получилось, что пианист-менеджер запел?
- Это было удивительно. После 1-го курса авиамеха я зашел на чай к своему педагогу по фортепиано Ирине Владимировне Марковой. Она заметила у меня какой-то тембр в разговоре. Сказала: «Подожди, сейчас приду!» Возвращается с будущим моим педагогом музыкального колледжа Ольгой Борисовной Лопуховой. Та меня распевает. Я закрыл глаза, чтобы сосредоточиться, и в какой-то момент - как нож в спину - я понял, что мне безумно нравится петь! Мне тогда было 16 лет. Ольга Борисовна отвела меня уже к своему педагогу в ВлГУ Эмме Владимировне Синкевич. С того момента я решил точно, что поступлю в музыкальный колледж.
- А запели сразу басом?
- Тогда, конечно, никакого баса не было. Мне говорили - «подбасок». На самом деле бас ‑ голос возрастной. У меня чисто физиологически рано развился голос. В 16 лет мне поставили «диагноз»: басовость. И тогда я поступил в музыкальный колледж и сказал маме, что буду совмещать.
- Это ведь трудно: учиться сразу в двух местах?
- Мне повезло, что в музыкальном колледже можно было подобрать расписание под себя. На какие-то занятия я ходил с другими группами. В авиамеханическом учился до обеда, а потом бежал в музыкальный, благо идти рядом. Успевал все. Но поскольку я никогда прежде вокалом не занимался, мне было тяжело, и я ходил скромно по стеночке, ни о чем не мечтая. Мне просто хотелось петь. К тому времени, когда я закончил авиамех, в музыкальном колледже я проучился два года. Мне было 18, и я решил поступать в академию имени Гнесиных.
- И поступили с первого раза?
- Да, так получилось. Во-первых, я мальчик. Во-вторых, у меня подходящий возраст для поступления. В-третьих, у меня бас. В-четвертых, у меня полный диапазон голоса. Туда не приходят готовыми артистами. Главное, чтобы был виден потенциал. Педагоги слышат в начальном голосе, как это будет в идеале, если человек станет заниматься. Я, кстати, считаю, что вокалу нельзя научить, можно только научиться. Тем не менее когда я, новобранец, попал на концерт старшекурсников и послушал, как они поют, то подумал: «Мне так никогда не научиться». Даже руки опустились. Пришел в общежитие с недоумением: «Зачем я сюда приехал?» Но утром проснулся с мыслью: «А я научусь!» Я Козерог по гороскопу, у меня характер прямолинейный. В моей профессии это важно. Идешь и пробиваешь лбом, несмотря ни на что. Вот и учусь из своей вредности. Если есть один урок в неделю, я попрошу еще один. Знания, как и драгоценности, лишними не бывают. Это сказала моя школьная учительница биологии Светлана Михайловна Прохорова. Мы с ней дружим до сих пор, и я каждый раз за эту установку ее благодарю.
- Удалось по уровню мастерства приблизиться к выпускникам?
- Пока нет. Совершенству нет предела. Идеально не поют даже великие. Просто у них есть внутренний мир и умение раскрыть свою индивидуальность. За этим огрехи не слышны. Если у тебя есть выдающееся качество в пении: музыкальность, актерское мастерство, особенный голос, красота голоса, и если ты поешь репертуар, тебе подходящий, то это дает очень большие плоды.
- А вы какой репертуар считаете для себя подходящим: народную музыку, романсы или оперу?
- У меня голос больше под оперу. Но люблю и русские народные песни. Их очень удобно петь, потому что они изначально писались под бас. Русские мужики пели именно басом. В нем слышно раздолье. У басов очень редко бывает камерный голос. Мы обычно такими «столбами» звучим, очень мощно. Однако и без романсов тоже нельзя. Такова наша жизнь.
- Есть ли у вас творческая мечта?
- Есть такие партии, которые в первую очередь актерские, а уже потом певческие. Как Борис Годунов в опере Мусоргского. Это одна из самых моих любимых опер, самая сложная партия в русской музыке. Возрастная партия. В 21 год смешно петь: «Прощай, мой сын, я умираю!» Но я немного приблизился к своей мечте - даже не спеть, а сыграть роль Бориса Годунова с камерным хором «Распев» Натальи Колесниковой. Мы исполнили пролог из нее - венчание Годунова на царство. Я пел нетрудный монолог «Скорбит душа».
- Как вы видите свою карьеру далее?
- Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Конечно, опера ‑ жанр более серьезный. Оперный театр ‑ моя великая мечта. Но без эстрады все равно никуда. Мне еще очень мало лет. Когда ты приходишь куда-то, первым делом спрашивают твой возраст. Им все равно, как ты поешь. «Двадцать один? Маловато, какой ты еще бас!» - так мне сказал народный артист, профессор Владислав Иванович Пьявко. А когда послушают, то многие забирают свои слова назад. Вот прибавить бы мне лет пять, и я был бы уже на совершенно ином уровне. Правда, Зураб Лаврентьевич Соткилава однажды сказал мне на это: «Возраст - твой самый главный плюс. Ты еще все можешь успеть».
- Судя по фото на вашей странице в соцсетях, вы много общаетесь со знаменитостями?
- Я очень рад, что успел с выдающимися мастерами вокала встретиться, что называется, рядом постоять, а с некоторыми даже имею счастье общаться. Гениальная Елена Образцова, признанная испанцами лучшей в мире Кармен, - моя наставница. Нина Терентьева, моя любимая певица, солистка Большого театра, народная артистка, два раза приезжала к нам с мастер-классами. Она для меня богиня музыки. Я застал Галину Вишневскую в апреле 2012 года. Она была в оцеплении охраны. Подхожу, говорю: «Можно мне с живой легендой сфотографироваться?» Охранник: «Нет, она себя плохо чувствует». Но Галина Павловна - волевая женщина, разогнала их, и мы сфотографировались. Я попросил спеть ей. Она сказала: «Завтра в пять». Я был на месте уже в четыре, чтобы Вишневская хотя бы одну ноту мою услышала. Она мне сказала: «Деточка, ищите». Мой педагог в академии ‑ народный артист России, солист Большого театра, лауреат конкурса им. П.И.Чайковского Владимир Афанасьевич Мальченко.
- Голос ‑ это капризный и тонкий инструмент, и занятия вокалом на молодого человека накладывают массу ограничений, наверное.
- Есть певцы, которые всю жизнь курили, но, несмотря на это, стали великими, как Николай Гяуров, болгарский певец, пел в Ла Скала. Для меня это первый бас, даже выше Шаляпина. У Лучано Паваротти всегда жена стояла за кулисами и держала огромную банку со льдом, который он в перерывах рассасывал. Я попробовал так делать - и потерял голос. Некоторые жуют лимон, это ужас какой-то. Я не нашел для своего голоса пока никакого средства. Самое главное ‑ хорошо выспаться и поесть за два-три часа до выступления. Как говорит Елена Образцова: «Мясо ‑ для силы, кофе ‑ для страсти». Понятно, что нельзя семечки, орехи, газировку, алкоголь. Но если все соблюдать, то надо совсем уйти в монастырь. Однако за несколько дней до концерта я начинаю соблюдать «диету».
- Как вы себя на сцене чувствуете?
- Мне всегда нравилось выступать перед публикой. С детства я рвался на сцену. Но поскольку я заикался после травмы, меня в школе даже к доске старались не вызывать. Это было досадно. Теперь я понимаю, что надо петь не для зрителей, а для Бога. Я верующий человек. Пою в архиерейском хоре Успенского собора уже 3,5 года. На выходные сюда приезжаю, и в воскресенье у меня служба. Тебе голос дан, и ты должен его отдать. Многие неверующие люди, конечно, гениально поют, но совершенно другое понимание музыки, когда ты веришь. Ты можешь оправдать даже отрицательного героя. Музыка ‑ это субстанция, которая доносит Божью силу до души человека. Я, выходя на сцену, стараюсь петь для Бога.