За свою тяжелую - и физически, и морально - работу, работу, говоря прямо, похоронной команды, они не получают никакого вознаграждения. Да, они выполняют благородную миссию, даже, если хотите, государственную задачу. Но почему, зачем они ее на себя взвалили? Что ими движет?
Об этом наш сюжет.
Сотрудник Владимирской таможни, основатель и командир поискового отряда «Небо Родины» Евгений Агафонов - 12 лет в поиске.
- У меня все началось с банального интереса. Узнал, что проводятся такие экспедиции, и в 2003 году напросился с Михаилом Бунаевым в Смоленскую область. То, что я там увидел, почувствовал и понял - заставило меня в этом движении остаться. Я себя в этом деле нашел.
Первые ощущения ‑ это, конечно, шок. Я не представлял, что до сих пор остались такие явные следы войны на нашей земле. И чем дальше я занимаюсь поиском, тем больше их проявляется. Даже в нашем тыловом регионе есть незахороненные солдаты той войны!
Однажды я попал в Центральный архив Минобороны, искал документальное подтверждение гибели самолета. Нам тогда казалось, что это единичный случай. И вот когда в одном деле в 600 листов я нашел документы об этой катастрофе и еще о четырех, я понял, что их очень много. А период, который охватывало дело, - всего лишь осень 1941 года...
Тогда Агафонов посчитал, что во владимирской земле лежит несколько десятков военных самолетов. Сейчас известно уже о сотне случившихся у нас катастроф, при том, что изучен еще не весь архив на эту тему. Три самолета поисковиками подняты. «ВВ» об одной из таких экспедиций писали 25 июня в статье «Как погиб курсант Линьков». Сколько еще работы ‑ можете себе представить.
- Авиационный поиск меня тем и привлек, что это - белое пятно в истории области. Про это же никто ничего не знал. Многие даже из моих коллег не верили, что под землей действительно лежат самолеты. И вот это чувство, когда ты искал данные, сопоставлял факты, анализировал, и все оказалось именно так, как ты думал, - это очень здорово. Это бодрит! Это азарт открытий. Ведь сейчас Антарктида открыта, острова все известны, в космос слетали, а самолет в Муромском районе еще никто не поднимал!
Евгений - таможенник по профессии, учитель труда и экономики - по образованию. Он настолько углубился в историю, что может защитить диссертацию на тему авиационного поиска. Но пока свои научные амбиции удовлетворяет тем, что печатается в журнале «Военная археология», выступает на поисковых конференциях. Написал 100-страничную методичку по использованию ОБД «Мемориал», которой люди активно пользуются и даже просят переиздать. Евгений говорит, что ради ученой степени не готов отнимать время от любимого дела и от семьи.
А в семье у него полное взаимопонимание и поддержка, потому что супруга ‑ сама из поисковиков.
Ирина Агафонова по образованию педагог-организатор, работала в одной из кольчугинских школ, сейчас нянчит 9-месячную дочку. В поиске ‑ 6 лет.
- Я в поиск попала случайно. В 2009 году тамбовские ребята из отряда «Альтаир» нашли в ленинградских болотах самолет, в котором оказался стрелок-радист, уроженец Кольчугина. Нас попросили разыскать его родственников. Нашлись сноха и внук. А потом тамбовцы пригласили нас поучаствовать в поисковой экспедиции. Мы поехали с ребятами и окунулись в совершенно другой мир: в атмосферу доброты, любви и уважения. Там были студенты, инженеры, спортсмены. Все очень разные люди, но с общей целью ‑ поднять останки солдат. Настоящее поисковое братство!
Эта атмосфера меня поразила. А потом мы встречались с родственниками. Их отношение, их слезы тронули до глубины души. Рядом с ними чувствуешь себя нужным людям, ведь они столько лет ждали, надеялись...
Вернувшись из первой своей экспедиции, Ирина выяснила боевой путь своего собственного дедушки. Он пришел с войны, но в семье на эту тему очень мало говорили - не принято было в то время этим кичиться, когда все вокруг фронтовики.
География поиска у Ирины обширная. Она поднимала самолет в Кольчугинском районе, работала в Синявинских болотах под Ленинградом, искала солдат в Велижском районе Смоленской области, обследовала Аджимушкайские каменоломни в Керчи, где сражались наши партизаны.
- По душе мне это, - признается Ирина. Холод, сырость, тяжелый физический труд и полевой образ жизни эту хрупкую, но целеустремленную женщину не пугают. Говорит, бытовые трудности - не проблема, когда понимаешь свою миссию.
В поисковом движении Ирина реализовалась и как педагог:
- Мне захотелось показать ученикам, что это - возможность оставить после себя след. Это, в отличие от туризма, важная работа. Да и вообще, пройти дорогами дедов, прадедов для ребят ‑ это огромный эмоционально-нравственный заряд.
Этим летом Ирина сидит дома с ребенком, а ее воспитанники сами отправились в экспедиции.
- Вот немного подрастет дочурка, будем ездить всей семьей, - улыбается молодая мама. А пока с коляской она ходит в будущий музей владимирского поискового движения. Помогает мужу собирать экспозицию, пока малышка спит.
Кстати, свадьбы среди поисковиков ‑ не редкость. На памяти у Ирины ‑ подобные примеры в Архангельске, Тамбове, Петербурге, Северодвинске. Есть даже специфический обряд выкупа невесты, который проводится во время Вахты памяти. Молодые семьи приезжают с детьми, и поисковое братство, очаровавшее Ирину шесть лет назад, год от года ширится и крепнет.
Вячеслав Казаков - руководитель регионального отделения поискового движения России, командир поискового отряда «Амулет». Он преподает экономику и ОБЖ в Муромцевском лесхозе-техникуме. И, чего греха таить, многие приходят к нему учиться не на лесников, а на поисковиков. Вячеслав 8 лет в активном полевом поиске.
- Меня история Великой Отечественной войны интересовала с самого детства: книги, фильмы. Я расспрашивал бабушку о судьбе ее отца и других наших родственников. Постепенно понял, что люди о войне мало знают. Так, в начале своего пути в поиске я установил, что прадед мой умер от ран в 1942 году в Рудне Смоленской области. А когда поехал в Смоленскую область на Вахту, оказалось, что Рудней там несколько. Я не мог тогда уточнить, где именно могила моего прадеда. Он мог быть любым из тех солдат, чьи останки мы находили в экспедиции.
Вячеслав помнит первую свою Вахту в Смоленской области. На майские праздники выпало 10 см снега. Палатки в те времена у поисковиков еще были брезентовыми, а ватные «спальники» ‑ ровесниками московской Олимпиады. Было холодно и сыро. Но Вячеслав знал, что ищет своего прадеда. Он искал его много лет, на полях сражений и в архивах.
- Постепенно картинка складывалась. Мы приехали на то место, где он был первично похоронен, провели там две экспедиции. И вполне возможно, что среди останков, которые мы нашли в братских могилах, был и мой прадед. Для нас он похоронен в Селезнях. Мы с братом установили там памятник с фотографией, и с 2009 года стараемся бывать там каждый год. Мы тянем эту ниточку для будущих поколений.
Память о солдатах той войны для Вячеслава не штамп и не абстракция, а совершенно четкий образ.
- Чтобы на 100-летие Победы мы пришли старенькие, с внуками, к воинскому мемориалу и смогли сказать им: это твой прапрадедушка, а это его друг с соседней улицы. Тогда мы сможем говорить о том, что память сохранена. Может, это звучит ненаучно, но это идет от души, и мы стараемся это проповедовать.
За то время, пока Вячеслав искал прадеда, он нашел смысл жизни в поисковой работе, отношение к которой у него и бойцов его отряда очень личное.
- Когда мы находим безымянного солдата, он на данный момент - именно наш прадед, близкий человек. Мы приезжаем на наши захоронения, как на могилы к родственникам.