Обстановка так себе
Муром, как известно, - город с богатой предпринимательской и церковной историей. Глупо полагать, что местное духовенство и купечество после Октябрьского переворота прониклось революционными идеями большевиков. Оно и не прониклось, и до поры до времени молчаливо, а потом и активно поддерживало «противную сторону». Тем более что на борьбу с Советами встали в основном отпрыски обеспеченных городских семей - буржуа, церковников, интеллигенции, вернувшиеся с фронта офицеры и их подросшие младшие братья, считай - вчерашние гимназисты и учащиеся реальных училищ. Их образовательный и интеллектуальный уровень вполне позволял сделать вывод: лично для них в новой России светлое и сытое будущее вряд ли возможно. Да и настоящее не вызывало бурной радости: работы нет, зато всегда можно попасть под принудительную мобилизацию в Красную Армию или репрессии. Глухое недовольство порядками возрастало с каждым скачком цен на продукты и товары первой необходимости.
Духовенство устраивало крестные ходы - отмаливало Россию от большевизма и, кажется, находило отклик в сердцах земляков. 2 февраля 1918 года в праздник Сретения в церкви Ивана Предтечи на Советской площади прошло собрание - зачитывали послание патриарха Тихона, осуждающее власть большевиков и нападки на веру. Как свидетельствует редактор газеты «Известия Муромского Совдепа» Виктор Лепехин (38 лет, коммунист), в церкви было приблизительно 600 человек: «Народ был всех сословий и классов. В церкви стояли столы, покрытые красным сукном, и вокруг них сидели духовенство и купечество. Около толпились дамы и более интеллигентная публика». Епископ Митрофан, стоя на амвоне, речей не произносил, но сочувственно слушал и время от времени благословлял народ и ораторов, призывавших «твердо стать на оборону церкви».
Еще один современник - чекист Кириллов (28 лет, «из муромских жителей родом») сообщал, что и позже, в мае-июне 1918-го, настроение горожан было тревожным: «При приезде в Муром мне стало казаться, что здесь не все благополучно; так, какие-то скрытые силы действовали против партии большевиков. Это было видно хотя бы из того, что на митингах, устраиваемых партией в разных местах, резолюции коммунистов не проходили в их целом, а некоторые лица, находившиеся на советской службе, тоже вели себя очень подозрительно; большинство из них были бывшие офицеры».
Весной 1918-го в донесениях владимирского губернского ревтрибунала также встречаются свидетельства нарастающей бури: «в общественном клубе происходят какие-то собрания бывших офицеров и буржуазии. При произведенном внезапном обыске в клубе были найдены 3 револьвера на крыше, 2 - на лестнице и 4 - в самом помещении клуба»; «общество футболистов тоже ведет себя подозрительно, и так под видом увлечения спортом создаются сплоченные ячейки из бывшего офицерства и буржуазной молодежи»; «у представителя крупной буржуазии Жадина в его квартире при обыске было найдено современное оружие, спрятанное под старинным».
Любопытно, но в городе с апреля 1918 года располагался большевистский Высший Военный Совет (ВВС), переехавший сюда из Москвы. Возглавлял ВВС Михаил Бонч-Бруевич, первый белый генерал, перешедший на сторону большевиков. Однако это обстоятельство никак не сказалось на муромлянах.
Георгиевский кавалер
Советские хроникеры относят возникновение подпольной организации в Муроме к концу зимы - началу весны 1918 года. В это время в Москве был образован «Союз защиты Родины и Свободы», во главе которого встал эсэр и бывший военный министр Временного правительства Борис Савинков. Цели организации были близки и понятны муромским офицерам, купцам, духовенству и интеллигенции: свержение советской власти и война с Германией до победного конца.
Муромское отделение «Союза», а затем и восстание возглавил 24-летний полковник Николай Сахаров. Николай Павлович на фронтах Первой мировой заслужил семь орденов, в том числе орден Святого Георгия IV степени. Мать полковника Антонина Васильевна была родственницей муромского епископа. Семья Сахаровых жила в Спасском монастыре.
На допросе в ЧК (уже после бунта) послушник архиерея Владимир Алексинский (племянник митрополита Митрофана) показал, что Сахаров часто ходил к владыке и был с ним в хороших отношениях: «Накануне восстания Сахаров был у архиерея. Сахаров разговаривал и со мной; говорили, как хорошо жилось при царе и все было дешево, а сейчас мы проживаем все последнее. Большевики Россию довели до гибели и что их нужно прогнать от власти, тогда будет нам лучше жить, они довели до того, что хлеба нет и народ голодает».
Среди других руководителей восстания источники называют военврача Николая Григорьева и местного купца Алексея Жадина. Среди активных участников сопротивления были также Георгий Кравченко, бывший штабс-капитан и начальник милиции, учитель Василий Рожков, офицеры Блескунов, занимавший должность руководителя в Муромском уездном военкомате, и Мяздриков, председатель Союза муромских инвалидов.
Точных сведений, сколько человек входило в подпольную организацию «Союза», не появилось до сих пор. Скорее всего, группа была немногочисленной, и большинство восставших примкнули к ней уже после начала активных действий в июле 1918 года. Председатель уездного комитета партии Никифор Тагунов (21 год, муромлянин) в своих показаниях в ЧК отмечает, что «большинство белогвардейских добровольцев состояло из учащейся молодежи Мурома, пошедшей в ряды белой гвардии под влиянием своих родителей».
Один день свободы
Восстание началось в ночь с 8 на 9 июля 1918 года. 8 июля - важнейший день для Мурома, день памяти святых благоверных Петра и Февронии. Независимо от степени религиозности и партийной принадлежности горожане шумно гуляли по Окскому бульвару. Чекист Кириллов вспоминал, что «публика была крайне нервно настроена, и в особенности молодые купчики и мелкая буржуазия», но призывов к свержению советской власти не услышал.
Однако спустя пару часов начался мятеж. Около 10 часов вечера на пароходе из Нижнего прибыл полковник Сахаров с единомышленниками. Повстанцы быстро захватили ключевые точки города и разоружили караульную роту. Сопротивления не встретили.
С утра по городу были уже расклеены листовки-призывы к рабочим и крестьянам, подписанные «Союзом защиты Родины и Свободы»: «К оружию все! Долой Совет Народных Комиссаров! Только свергнув их, мы получим хлеб, мир и свободу!» Распространили восставшие и обращение к населению временно исполняющего обязанности уполномоченного правительства, представителя Центрального штаба при Восточном отряде Григорьева: «Правительство защищает родину и свободу от произвола и насилий, царивших в дни правления Советской власти. Все основные законы даст нашей родине Учредительное собрание».
Громкое название правительства и обещания по-настоящему свободной жизни не стало для мятежников охранной грамотой: без большевиков Муром продержался один день. Уже 10 июля восстание было подавлено превосходящими силами красных.
По приговору
В списке преданных суду числится более 30 офицеров, почти все они отмечены как ключевые фигуры бунта. Всего же в материалах следствия значатся более 140 человек.
По приговору Владимирского губернского революционного трибунала 15 организаторов и руководителей восстания во главе с Сахаровым и Григорьевым объявили врагами народа. Поймать их не удалось, поэтому постановили расстрелять, как только найдут. Впоследствии из этого списка был арестован и расстрелян лишь Жадин. К расстрелу в 24 часа был приговорен один человек - Степан Шишко. Ранее по постановлению ВЧК были расстреляны 13 человек.
14 человек решили отправить в концентрационный лагерь до конца гражданской войны. Оштрафовали восьмерых, в основном из среды местного купечества, помогавших повстанцам. Деньги (от 7,5 тысячи до 50 тысяч рублей) нужно было заплатить в течение недели, а если не заплатят, то отправятся в тюрьму на два года.
Епископа Митрофана признали виновным, но за старостью лет от наказания освободили, лишив, однако, права проживать в Муроме и уезде. Монастырь же как очаг контрреволюционных сил закрыли.
...Следующее громкое выступление против советской власти случилось в Муроме спустя несколько десятилетий, в 1961 году.