Вначале была ложь
Марченко для сегодняшнего дня - фигура диссонирующая. О нем мало знают, редко вспоминают и при существующей моде на «советскость» вряд ли поймут. Он раскачивал лодку, его жизнь - жизнь профессионального борца с режимом. Хотя поначалу ничто, как говорится, не предвещало. Родился Анатолий Тихонович в Новосибирской области в рабочей семье. После «восьмилетки» уехал по комсомольской путевке на строительство Новосибирской ГЭС. Потом работал на рудниках, в геологоразведке и на Карагандинской ГРЭС. Там-то и случилось судьбоносное недоразумение: в общаге подрались рабочие и депортированные чеченцы. 20-летний Марченко в драке не участвовал, однако по ложному обвинению был отправлен в Карлаг. Сошелся с «политическими» и через год совершил побег. 29 октября 1960 года попытался перейти советско-иранскую границу, но был задержан и посажен в следственную тюрьму Ашхабадского КГБ. 3 марта 1961 года Анатолий Марченко был приговорен к шести годам лагерей за измену Родине. Часть срока он провел во Владимирском централе.
После освобождения, в ноябре 1966 года, Марченко поселился в Александрове. Работал грузчиком и через лагерное знакомство с писателем Даниэлем вошел в круг московской инакомыслящей интеллигенции.
Литератор, публицист, сиделец
В Александрове правозащитник написал «Мои показания» о советских политзаключенных 1960-х. «Выйдя в 1966 году из лагеря, я считал, что написать и предать гласности то, чему я был свидетелем, это мой гражданский долг. Так появилась книга «Мои показания», - пояснял Марченко.
Книга широко распространилась в самиздате, была переведена и напечатана за рубежом. Публикация, свидетельствовавшая о том, что и после смерти «отца народов» в СССР репрессии не закончились, шла поперек генеральной линии партии, была словно кость в горле.
Для самого Марченко мемуары стали визитной карточкой и отправной точкой в серьезной правозащитной деятельности. В июле 1968-го он выступил с открытым письмом об угрозе вторжения в ЧССР, а в августе последовали новый арест и приговор - два года лагерей за распространение клеветнических измышлений, порочивших советское государство. Между тем Марченко утверждал: «Я не берусь за перо, ставя себе задачу написать «антисоветское» или «советское». Я пишу свое». Это «свое» по понятным причинам не нравилось властям, как и авторитет диссидента и нараставшая известность его произведений.
Несоветскому писателю не раз настоятельно советовали уехать из Союза, а в случае отказа от эмиграции грозили новым арестом. Марченко покинуть Родину отказался... и предсказуемо быстро распрощался со свободой. За нарушение административного надзора Анатолий Тихонович из калужской Тарусы был сослан на четыре года в Сибирь. За мужем-правозащитником в Чуну (Иркутская область) отправилась и Лариса Богораз.
Во время этой ссылки Марченко стал членом Московской хельсинской группы и подписал обращение в Президиум Верховного Совета СССР с призывом к всеобщей политической амнистии в Советском Союзе.
Вновь на 101-м километре
Анатолия Марченко освободили в 1978-м. В столицах несознательному гражданину жить было запрещено, и диссидент поселился в Карабанове. Простая работа «бери больше - кидай дальше» и титанический душевный труд - публицистические очерки, литературные наброски, открытые письма в защиту прав. Так, в 1980-м Марченко написал открытое письмо в защиту опального академика Сахарова в связи с его высылкой из Москвы.
17 марта 1981 года Анатолий Марченко был арестован последний раз и помещен во Владимирский централ. В основу обвинительного заключения в антисоветской агитации и пропаганде легли изъятые при аресте бумаги. Крамола лилась из каждой строчки. Чего, например, стоят слова из очерка «От Тарусы до Чуны»: «Наличие политзаключенных в стране, а тем более их трагическое положение в наши дни уже не является внутренним делом этой страны. Контакты с жестокими диктатурами понижают нравственный уровень всего человечества. К тому же эти свойства жестокость, бесчеловечность, власть силы имеют тенденцию распространяться по всему миру».
Речь свободного человека
Суд над диссидентом проходил в здании Клуба школы МВД при Централе. Прокурор просил признать подсудимого опасным рецидивистом и приговорить к 10 годам лагерей и пяти годам ссылки. Суд с гособвинителем согласился. Марченко вины не признал. 4 сентября 1981 года он произнес последнее слово:
«...Прежде всего я должен сказать: у меня нет родовых, семейных оснований враждебно относиться к Советской власти. Никто в моей семье – ни дед, ни отец – не пострадал от нее. Даже наоборот здесь вот говорили: отец - участник Отечественной войны, деда расстрелял Колчак. Так что родовых причин нет. Мое отношение к Советской власти сформировалось совсем другими причинами.
Руководители КПСС и Советского государства постоянно твердят, что их главная и единственная цель – благо советского народа. Для этого создано наше государство, для этого оно существует. И если тратятся миллиарды на вооружение, так нас к этому вынуждает агрессия империализма, вооружение нужно для защиты интересов нашей страны в разных уголках мира. Так нам говорит наше правительство, и мы должны этому верить. Но разве советский человек выбирает, что ему важнее – потратить миллиарды на Кубе или в Рязани? Где его интересы существеннее – в Ливане или во Владимире. Советский народ не знает и не может знать, во сколько тысяч жизней и во сколько миллиардов рублей обходится ему «защита советских интересов» в Анголе, во Вьетнаме, в Афганистане… Но при этом каждый из нас обязан любить Советскую власть – ведь она о нас «заботится».
<...>Что такое сегодня эта 70-я статья, по которой меня судят? Эта статья нужна и используется для того, чтобы духовно поработить всякого и каждого, чтобы всех нас превратить в рабов. Любое высказанное независимое мнение – и ты уже государственный преступник по 70-й статье. Нет, мы не государственные преступники, мы – военнопленные.
<...>Конечно, как всегда, здесь говорят, что меня судят не за мои убеждения, а за действия – за те произведения, которые я написал. Называя их антисоветскими и клеветническими, суд ни разу не привел ни одной строчки, не сослался ни на одно положение, ни на один факт из этих работ. 14 томов «дела» у вас на столе – и ни одного факта, ни одной ссылки. Суду доказательств не нужно.
<...>О книге «от Тарусы до Чуны» тоже спрашивали: с какой целью писал? В середине прошлого века в России в английское посольство пришел один человек, принес рукопись и просил, чтобы она была опубликована в Англии. Его тоже спросили (правда, не на следствии, а в посольстве), зачем он это делает, т.е., «с какой целью изготовил и распространяет». Он ответил так: «Я не хочу, чтобы такой гордый и независимый народ – англичане – думали, будто все в России согласны с мерзостями, которые у нас творятся». Вот таков же и мой ответ. Пусть весь мир знает, какие мерзости у нас творятся. И что не все их приемлют.
Тут говорили, что в открытом письме академику Капице я пропагандирую террор. Что же имеется в виду? Лучше я просто прочту из письма: «…судьба…молодых людей, в том числе и Ваших учеников, зависит от Вашей сегодняшней позиции. Ситуация толкает молодежь к экстремизму… Расправа с А.Д.Сахаровым и другими нравственными оппозиционерами режиму при невмешательстве таких уважаемых людей, как Вы, в конце концов приведет к терроризму, и тогда все повторится сначала. И новый Кибальчич сделает выбор между наукой и пиротехникой в пользу последней».
<...>Предостережение против терроризма трактуется как пропаганда его! Тут и сказать нечего; все другие обвинения такого же рода.
<...>Мое поколение – когда нас арестовывают, мы знаем за что. За то, что мы не рабы.
<...>Я свое отношение к Советской власти, к ее идеологии и политике не скрывал и не скрываю. Я не держу кукиш в кармане, говорил и говорю, что думаю, в этом смысле мое положение лучше, чем тех, кто меня судит. А где сказано, что я обязан любить тот государственный строй, который установлен в моей стране, его идеологию, его мероприятия? Но раз этот государственный строй считает, что единственный способ его сосуществования с такими, как я, это держать их за решеткой, - ну, тогда, значит, я буду вечно, до конца дней, за решеткой. Я буду ваш вечный арестант».
Вечный арестант
Анатолий Марченко умер на 49-м году жизни 8 декабря 1986 года после 117-дневной голодовки, которую он держал в Чистопольской тюрьме. Этой крайней мерой правозащитник хотел добиться освобождения политзаключенных в СССР. Смерть диссидента имела широкий резонанс. По одной из версий, мученическая кончина Марченко и реакция на нее за рубежом подтолкнули тогдашнее руководство страны начать процесс освобождения осуждённых по «политическим» статьям.
Во Владимире, недалеко от Централа, в январе 1993 года была установлена мемориальная доска в честь Анатолия Марченко. Чуть больше чем через полгода ее разбили неизвестные. Желающих восстановить не нашлось до сих пор.
Сейчас во Владимирской области, пожалуй, единственным местом, где хранят память о Марченко, стал цветаевский музей-метафора в Александрове, а точнее его экспозиция, посвященная 101-му километру. В ноябре 2015 года в музей был передан архив швейцарского «Комитета защиты советского писателя, диссидента и правозащитника Анатолия Марченко». Желающие могут ознакомиться. Только есть ли желающие? Такие как Анатолий Марченко сегодня не в тренде.