Но, как подчеркнула Анна Ревякина, это был не спектакль в привычном смысле.
«Много раз прозвучало слово «спектакль», – сказала она, обращаясь к залу, – но это не актерство. Это не супертеатральное действие. Это просто жизнь – вот какая она есть».
Поэтесса объяснила, что всё, что зрители услышали, – это слова, когда-то произнесённые в реальной жизни: на донецкой кухне, в дороге, в отряде, в Москве или во Владимире.
«Поэзия – это всегда от сердца к сердцу, – отметила она. – Это возможность поскрести изнутри, из самого нутра, добыть единственное правильное слово и найти ему нужный порядок в тексте».
Особую ценность вечера Анна придала его неповторимости: «То, что вы увидите сегодня, не увидит больше никто. Каждый раз, когда мы едем в другой город, я переписываю текст. Потому что он меняется, живёт своей жизнью».
Ревякина вспомнила, как в тридцать лет, издав первую книгу стихов – «Сердце», 27 стихов о любви – верила, что нет ничего важнее любви. Но одним из самых пронзительных моментов вечера стало чтение стихотворения, в котором переплетаются образы войны, любви и хрупкости человеческой души:
«Горизонт терриконовый, да облака кучевые.
Поиграй со мной, не во взрослые, не в ролевые.
Поиграй словами, слова здесь теперь другие.
Обреченные распадаются не на буковки...
Человечья душа есть подобье луковки,
И порой она вся на плохо пришитой пуговке
Как-то держится, страшно тронуть,
А вдруг отскочит...»
Зрители замерли, слушая строки о любви как о спасении:
«Я хочу, чтобы ты всю войну проспала в заколдованной чаще.
А потом пусть разбудит тебя входящий полуночный звонок,
в котором не будет страха...
Я люблю тебя, это мышца, но все же птаха,
Взаперти поющая под камуфлированной рубахой».
В диалоге, прозвучавшем со сцены, звучал главный вопрос вечера:
– Ты любишь? – спрашивает Анна.
– Да, – отвечает Матвей.
– А если жить без любви?
– Тогда нет смысла жить.
– То есть, любовь – это смысл жизни?
– Да, но иногда ее можно чем-то заменить.
– Чем же? Стихами можно заменить любовь?
– Нет, это любовь пишет стихи. Может быть, стихи – это плод любви?..
Матвей Раздельный, в свою очередь, рассказал, как, оказавшись в Донецке во время СВО с блокнотом вместо оружия, он встретил «самых советских и русских людей на свете», которые, «много лет убиваемые, не умирали, будто бы пригубив из чаши святого грааля». Он вспоминал, как собирал стихи Анны, и как потом, «отложив заработанные две получки, ушел отовсюду, где человечности не хватало, и улетел вдруг в Читу, а там Анна стихи читала».
Матвей спросил, как Ревякина представляет себе победу. Собеседница говорила о победе – не как о символе, а как о живом образе:
«Не представляю. Знаю только, что сразу узнаю её. Мне кажется, я, если я сейчас, как следует, зажмурюсь, то я смогу рассмотреть её в будущем. У неё в руках цветы, охапка целая. Кажется, это сирень, или ландыш, как в стихотворении. А может быть, пионы?»