Долгая дорога к свободе

«…не результат
есть действительное целое, а результат вместе
со своим становлением…
а голый результат есть труп, оставивший позади
себя тенденцию».

Гегель. Феноменология духа.

Гегелевские слова вспомнились мне 12 декабря 2008 г. в Государственном Кремлевском Дворце бывшем Дворце съездов на научно-практической конференции, посвященной 15-летию Конституции Российской Федерации.

Наблюдая за тысячами фланирующих по фойе Дворца участников конференции, приехавших по разнарядке из всех регионов России, я обратил внимание, что у стендов с документами, повествующими об истории становления, рождения Конституции, почти никого нет. У киосков с книгами, у лотков с сувенирами толпилось немало людей, а у исторических стендов останавливались и долго читали, смотрели лишь бывшие народные депутаты, эксперты и консультанты Конституционной комиссии.

Здесь я встретил О.Румянцева, ответственного секретаря Конституционной комиссии, А.Царева, члена Рабочей группы Конституционной комиссии, экспертов и консультантов В.Лафитского, Е.Данилова… И где-то в сторонке, занятые своим разговором, кучковались сенаторы и депутаты Госдумы. Прогуливался московский бомонд, артисты, писатели, адвокаты, но редко кто из них подходил к стендам.

Да и в докладах на пленарном заседании никто, кроме председателя Конституционного суда В.Д.Зорькина, не упомянул, в каких муках, борьбе, противостоянии утверждалась идея конституционализма в постсоветской России. Закрадывалась мысль, что большинство не только не знало и не интересовалось историей создания Конституции, но и не читало саму Конституцию. И, к великому сожалению, как мало на конференции было тех, кому ныне действующая Конституция обязана своим появлением. Праздно гулявшим по Дворцу людям было не до их судеб, не до драматизма жизней, идей, стоящих за статьями Конституции.

С большим волнением, с перехватом дыхания я читаю том за томом изданную под общей редакцией О.Г.Румянцева «Из истории создания Конституции Российской Федерации». Читаю не книгу, не текст, а переживаю страницы жизни, своей и моих коллег по работе над Конституцией, окунаюсь в атмосферу тех дней и страстей, поглощающих меня и сегодня. И с благодарностью думаю о О.Румянцеве. Если бы не его оптимизм, энергия, фанатическая преданность идее конституционализма, ясное понимание конечной цели, Рабочая группа Конституционной комиссии распалась бы. Я и сегодня не до конца уверен, что первые проекты Конституции появились бы в том виде, в каком их увидели граждане России, не прояви настойчивость и последовательность О.Румянцев. И точно так же мы не имели бы сегодня истории создания Конституции РФ без инициативы и деятельного участия Олега Германовича.

…Любая история имеет свою предысторию. В Конституционной комиссии я оказался случайно. В первоначальном списке членов Конституционной комиссии, розданном депутатам на I съезде для обсуждения, моя фамилия отсутствовала. Но в процессе обсуждения московские и ленинградские депутаты отвели кандидатуру В.Чикина, редактора «Советской России», и кто-то предложил мою. Вероятно, при этом решающую роль сыграли два обстоятельства. Во-первых, на Съезде я был избран в Редакционную комиссию и входил в группу по подготовке проекта Декларации о государственном суверенитете РСФСР. Статья 15 Декларации, которой она заканчивалась, гласила, что Декларация является основой для разработки новой Конституции РСФСР. Поэтому могло показаться логичным, чтобы я продолжил работу и в Конституционной Комиссии.

Во-вторых, какую-то роль сыграло и мое гуманитарное образование, поскольку в комиссию должны были войти люди, имевшие навыки научно-академической работы. Как все было на самом деле, я не знаю: так все это представляется мне сегодня. Теперь я хорошо понимаю, что избрание в Конституционную Комиссию, а позднее распоряжением Б.Н.Ельцина включение меня в Рабочую группу по подготовке текста Конституции, знакомство в процессе работы над проектами Конституции с людьми, близкими мне по мировоззренческим и ценностным установкам, наполнило мою депутатскую деятельность смыслом. И в какой-то степени депутатство стало продолжением моей академической работы.

Дело в том, что во время депутатства меня не раз охватывали сомнения в его целесообразности. Перечитывая недавно «Дневник 1953-1994» И.Дедкова, я встретил запись: «Звонил Федор, съезд закончился, завтра во Владимир. Говорит, что бывают минуты, когда чувствует, что сходит с ума от нелепицы происходящего, от распада страстей…». Временами действительно охватывало отчаяние от смуты, хаоса, противоборства амбиций, непросвещенности многих депутатов. Хотелось сложить с себя депутатские полномочия, чтобы не участвовать в этой непрекращающейся борьбе. Удержала работа в Конституционной комиссии.

Лето и осень 1990 г. оказались наиболее плодотворными в работе Конституционной комиссии: прошло несколько заседаний Рабочей группы, была выработана общая концепция Конституции, согласована ее структура и созданы рабочие подгруппы, ответственные за разделы Конституции. Я оказался в группе Б.Золотухина, известного мне по «западным радиоголосам» как адвоката на процессах над правозащитниками. Мы были с ним координаторами работы над разделом «Судебная власть». По его просьбе я сформулировал философско-правовую основу концепции этого раздела Конституции, которую позднее опубликовал в «Конституционном вестнике» (№ 2, 1990) в виде статьи. Статья базировалась на философско-правовых идеях Канта, Гегеля, Вл. Соловьева, молодого Маркса, которым я занимался в то время.

На первых заседаниях Рабочей группы я познакомился с В.Д.Зорькиным, Л.С.Мамутом, Б.А.Страшуном… И с другими известными правоведами, которых раньше знал только по публикациям. Им тоже были известны некоторые мои работы.

Ближе всех я сошелся с В.Д.Зорькиным. Он привлек меня ясностью и последовательностью позиции, четкостью формулировок и умением согласовывать разные подходы, если видел в них что-то рациональное. За внешней мягкостью и даже застенчивостью В.Д. Зорькина скрывалась жесткая непреклонность, неуступчивость, если речь заходила о конституционных принципах. Уже став председателем Конституционного суда, В.Д.Зорькин поддерживал с нами связь, прекрасно понимая, какую роль сыграли народные депутаты РСФСР в создании института Конституционного суда и в избрании его первого состава.

Хорошие отношения, не без взаимной симпатии, сложись у меня с В.П.Лукиным, с которым мы вместе работали в Редакционной комиссии I Съезда народных депутатов, а потом в Верховном Совете СССР, куда были избраны от РСФСР. Его голос в Рабочей группе, на пленарных заседаниях Конституционной комиссии звучал всегда весомо, убедительно. Вообще я заметил, что в критических ситуациях депутаты частенько оглядывались на него: что скажет, как поступит. В.П.Лукин человек очень живой, остроумный, широко эрудированный и трезвомыслящий. И я рад, что мы не утратили интерес друг к другу.

Из продолжительной трехлетней работы над парламентским проектом Конституции мне больше всего запомнились поездки в Архангельское, где мы жили и работали на бывших совминовских дачах. Архангельское вспоминается своей атмосферой творчества, товарищеского общения, искренности, энтузиазма. Конечно, были и иллюзии, и романтизм, и неглубокое знание национальной ментальности, но в целом работали вдохновенно, круглосуточно. Такой коллективной работы у меня в жизни не было и, вероятно, не будет. Для меня Архангельское было хорошей школой работы над текстом, над стилем, языком…

В Архангельском я жил в соседней комнате с А.М.Оболенским, народным депутатом СССР, который при избрании Президента СССР в качестве альтернативы М.С.Горбачеву выдвинул себя. Он мне рассказывал, что понимал обреченность своего поступка, но хотел создать прецедент, преодолеть советскую традицию безальтернативности выборов. Но главное, он обещал своим избирателям в случае избрания его депутатом совершить такой поступок. И он сдержал свое слово.

А.Оболенский, будучи геологом по профессии, имел хорошую гуманитарную подготовку. Им был разработан проект Конституции: поэтому-то он и был включен Б.Н.Ельциным в состав Рабочей группы. Мне приходилось встречаться с Александром Митрофановичем и позднее, он приезжал во Владимир, останавливался у меня. Стоит сказать, что А.Оболенский вместе с О.Румянцевым стояли у истоков социал-демократического движения в Российской Федерации, были основателями социал-демократической партии. Я помню его как исключительно обаятельного, деликатного человека и честного политика. Он исходил из аксиомы: политика должна быть нравственной.

Вместе с тем уже в Архангельском наметились первые признаки раскола, показавшие, что работа над Конституцией будет долгой, а принятие ее может оказаться под вопросом.

При обсуждении вопроса о будущем государственном устройстве наметились две линии: одни хотели видеть Россию парламентской республикой, другие полупрезидентской. Большинство членов Рабочей группы поддержало вторую позицию. В.Д.Зорькин, В.Адров, Ю.Рыжов и я - голосовали за полупрезидентскую республику.

Мои аргументы при голосовании сводились к следующему: надо покончить с мифическим партийным коллективным руководством. Нужно установить персональную ответственность подконтрольного парламенту президента. Во-вторых, полагал я, надо учитывать и наш народный менталитет.

Второе крупное столкновение произошло при обсуждении проекта Конституции: включать ли в него раздел о гражданском обществе. Идея иметь такого рода раздел принадлежала О.Румянцеву. Я тоже считал, что такой раздел нужен, и последовательно поддерживал О.Румянцева. Наверное, поэтому я был назначен координатором работы над III разделом Конституции. Свою позицию я изложил в статье «Гражданское общество: понятие и реальность», опубликованную в «Конституционном вестнике» (№ 4, 1990).

Противники включения такого раздела в проект Конституции ссылались на опыт европейских конституций, говоря, что гражданское общество складывается стихийно и не нуждается в нормативном регламентировании сверху.

Я утверждал, что у России нет 300-400 лет для формирования гражданского общества, мы должны конституционно показать, что у государства есть границы, что оно не должно поглощать собою общество. И если мы создаем правовое государство, то оно должно принять участие в становлении гражданского общества и закрепить это в своей конституции. К сожалению, в ныне действующей Конституции данный раздел отсутствует. И это является свидетельством того, что государство не желает иметь себе противовеса, хотя и декларирует идею гражданского общества.

Мне показалось, что после принятия закона о президенте и избрания на этот пост Ельцина, после провала августовского путча 1991 года интерес Ельцина Б.Н. к конституционному процессу пропал.

Пропал он и у значительной части депутатов из Рабочей группы, многие из которых возглавили комитеты Верховного Совета, ушли в аппарат администрации президента, в Совет Министров. Депутаты, слывшие демократами, стали откровенно делать карьеру. Еще недавно они принимали закон о разделении государственных постов и депутатской деятельности, теперь стали настаивать на их совмещении.

Осталась небольшая группа во главе с О.Румянцевым, которая еще продолжала свою работу, стремясь каким-либо образом сохранить концепцию Конституции. Цельность Конституции стала разваливаться в результате различных поправок, учета всевозможных пожеланий, согласования нашего проекта с нарастающим потоком проектов конституций как от отдельных лиц, так и от партий. Обо всем этом пишет О.Румянцев в своих предисловиях к томам материалов «Из истории…».

Надо признать, что государственное строительство в постсоветской России пошло не по той логике, которая задумывалась нами в августе-сентябре 1990 года в Архангельском. Расстрел парламента в октябре 1993 года не позволил обсудить и принять Конституцию РФ на планировавшемся X Съезде народных депутатов 17 ноября 1993 года.

Задолго до октябрьских событий 1993 года, будучи председателем Конституционной комиссии, Б.Н.Ельцин перестал ее созывать, не являлся на ее заседания и параллельно, созвав Конституционное совещание, начал готовить новый вариант Конституции. На приглашение Ельцина принять участие в его работе я отказался, так как считал своим депутатским долгом остаться верным решению I Съезда, избравшим меня в Конституционную комиссию.

О ныне действующей Конституции, принятой на референдуме 12 декабря 1993 года, я много писал и повторяться не буду. О ней можно прочитать самые разные мнения, представленные в 4 томе «Из истории…». Я не помню, когда и при каких обстоятельствах сказал В.Д.Зорькин, но смысл его слов запомнил: давайте научимся жить при плохой Конституции и тогда мы получим хорошую.

Конституцию всегда пишет небольшая группа наиболее подготовленных к этой работе людей. Но Основным Законом она становится тогда, когда народ начинает руководствоваться Конституцией в повседневной жизни, когда статьи Конституции становятся нормами его каждодневного бытия.

Готовы ли мы жить сегодня по Конституции XXI века? Прежде чем ответить на него, мы должны ответить на другой, более фундаментальный вопрос, поставленный А.И.Солженицыным в книге «Россия в обвале»: быть ли нам русскими? Солженицын оставляет ответ на него открытым. «По высокой требовательности наступающего электронно-информационного века, пишет Солженицын, нам чтобы что-то значить среди других народов надо суметь перестроить характер свой к ожидаемой высокой интенсивности XXI столетия. А мы за всю свою историю ой не привыкли к интенсивности». Пока мы не освободимся от своей лености, необязательности, своеволия, патерналистских ожиданий, нас не спасет никакая Конституция.

Так, может быть, и не стоило в 1990 году начинать? Переживать, мучиться, изнашивать себя? Нет, стоило! Закончу свои воспоминания словами И.Канта: «Признаюсь, что мне решительно не по вкусу употребляемые даже и очень умными людьми выражения: известный народ (в смысле введения узаконенной свободы) не созрел для свободы… Но если исходить из подобных предположений, свобода никогда не наступит, ибо для нее нельзя созреть, если предварительно не ввести людей в условия свободы (надо быть свободным, чтобы иметь возможность целесообразно пользоваться своими силами на свободе)…».

Дорога к разумной и ответственной свободе в России оказалась очень долгой. Но первые шаги по ней сделаны…