«Жизнь в городе начинается только тогда, когда в него входят военные», - читатели должны помнить эту фразу, звучавшую в начале одного из популярнейших некогда кинофильмов. А вот жители Юрьев-Польского в XIX веке, похоже, так не считали, поскольку на протяжении многих лет чинили квартировавшим в их городе военным всевозможные препятствия.
Юрьевцы то отклоняли требования властей о постройке казарм, то строго регламентировали стрельбы на выгонных землях гренадерской артиллерийской бригады, а за несколько десятилетий до этого, как выяснилось из очередного архивного дела, противодействовали стоявшему здесь Киевскому гусарскому полку в размещении полкового манежа.
Так, в октябре 1835 года на имя владимирского гражданского губернатора Паскевича поступил рапорт командира Киевского гусарского полка полковника Ховеча о том, что «полковая манеж, выстроенная собственным иждивением полка» в бытность последнего на сборах под Москвой, сгорела. Командир полка допускал, что манеж загорелся от занесенной сюда искры запускавшихся в тот день в Юрьеве в ходе фейерверка ракет, но гораздо более вероятным считал поджог, устроенный некими недоброжелателями (ревнивыми мужьями?), воспользовавшимися «сим временем, когда все жители города были на фейерверке».
Остававшегося в Юрьеве «на постоянных квартирах с командою» поручика Каминского, пытавшегося по приказанию полковника произвести следствие совместно с городской полицией, от участия в нем отстранили, и соответствующее дело было заслушано в уездном суде «при одних показаниях граждан города». Мало того, командир полка, уже приобретший все необходимое для постройки манежа, вдруг встретил сопротивление юрьевской полиции, считавшей, что прежний манеж находился слишком близко от «обывательских строений», к тому же был крыт соломой, «от чего при внезапном случае может предвидеться городу большая опасность».
Надеясь на помощь губернатора, полковник в рапорте обращал его внимание на два момента: во-первых, в 1833 году, когда строился сгоревший манеж, полиция почему-то «не находила к сему никакого препятствия»; во-вторых, на том месте, которое отвели гусарам под новое строительство, нужно было рыть яму «шириною 20, длиною 50 и глубиною 2 аршина, каковая работа требует большого числа рабочих и в летнее время года, а подавно теперь, когда морозы уже начались», и, следовательно, выполнить ее «без изнурения нижних чинов» нет никакой возможности.
Прежде чем принять решение, губернатор «заслушал» и противоположную сторону. Городничий Боровитинов, в частности, докладывал ему о существовании еще одного препятствия к возобновлению манежа на прежнем месте: близ старого манежа без согласия на то городничего вырыт погреб, в котором хранится изрядное количество пороха. Между тем ранее таковой погреб находился за городом, куда и предлагал Боровитинов переместить манеж: либо на выгонную землю за переславской заставой, либо на покровский тракт «близ плоского врагу». «Кстати, по близости от манежа, - писал городничий, - живет титулярный советник Иван Егоров Карташов, который еще в 1833 году подавал прошение воспретить данную постройку». С аналогичной просьбой обращался в полицию и купец Иван Дмитриевич Тушнин. Но командир полка генерал-майор Гроттенгельм сумел тогда успокоить соседей, пообещав покрыть манеж не соломой, а тесом. Однако «ввиду приближения зимы» сделать этого не успел.
В итоге военные и юрьевская полиция сошлись на компромиссе: манеж разрешили построить на прежнем месте при условии, что он будет покрыт тесом, а пороховой погреб гусары переместят за городскую черту.
Интересно, где же располагался в те годы гусарский манеж. Уж не на том ли месте, где во второй половине ХIХ века разместился плац-парад при казармах уездной воинской команды? Его на переднем плане замечательного офорта А.П.Шубина «Уездный город Юрьев-Польский» обозначают фигурки солдат, которые маршируют во дворе стоящих на берегу Колокши каменных зданий.