Одна из моих встреч с представительницей замечательной владимирской семьи Александрой Сергеевной Владимировой (1924-2005) состоялась в новогоднюю неделю. В большой комнате ее квартиры стояла живая украшенная елка, а под ней и еще в нескольких местах комнаты ‑ парами Дед Мороз и Снегурочка.
Пока хозяйка закрывала дверь и медленно направлялась в комнату, у меня была возможность рассмотреть многочисленных «Снегурок» и «Морозов». Оказалось, что они (особенно Дед Мороз), как и игрушки, украшавшие елку (в моем детстве на елке присутствовали похожие на них игрушки 1930-1950-х годов), являлись представителями самых разных эпох. Как же трогательно, по-новогоднему чудесно было совершить маленькое путешествие во времени в детство не только моих родителей, но и моих бабушек и дедушек!Интересно, что елка и фотография появились в России практически одновременно ‑ около 160 лет назад. Традиция приносить в дом «рождественское дерево» пришла к нам из Германии, но прижилась далеко не сразу. Против были и Церковь, и защитники природы, и любители отечественной старины. Потребовались немалые усилия, чтобы этот праздник прижился на российской почве, только у нас елка больше ассоциировалась не с Рождеством, а со встречей Нового года, служила символом зимы и самой России, обычай же украшать елку стал, прежде всего, развлечением, которое взрослые устраивали детям. Дед Мороз, имея, по сути, чисто русские корни, стал атрибутом праздника тоже не сразу. Лишь постепенно на елке появляется его прообраз ‑ «ряженый дед с заплечным мешком».
Поначалу елку украшали фонариками, свечками, конфетами, игрушками и даже книгами. Потом появились более «русские» украшения ‑ шишки, зайчики, грибочки и тот самый старичок, который позднее и «переселился» под дерево. В начале ХХ века столь развитой индустрии елочных украшений, которую мы видим в наши дни, не существовало, и желавшие организовать праздник, нарядить елку изготовляли их самостоятельно.
Интересно свидетельство преподавателя
ВГИКа Иосифа Львовича Долинского, в 1914‑1917 годах проживавшего во Владимире: «Было это перед Рождеством: дома у Виктора (имеется в виду семья Шаповаловых, у которой сняли квартиру Долинские. ‑ Г.М.) делали игрушки. Была взята всего одна мастерица, которую я хорошо запомнил… Была очень тиха и засиживалась часто… допоздна, потому что, хотя мы очень помогали, она не успевала сделать все, что приказал хозяин». К сожалению, из-за национальной принадлежности Иосифу Львовичу не довелось побывать на рождественской елке ни в одном из владимирских домов, хотя он видел праздник через окна дома некоей «дворяночки», фамилию которой в воспоминаниях не называет: «На первом этаже не очень высокого дома через окна, еще не заснеженные, я увидел огромную елку, массу огней, танцующие пары… Елка ярко-ярко горела, все вокруг блистало, шли танцы, танцы, танцы. И граммофон весело играл «падеспань» ‑ танец, широко известный в те годы».
Если в первые годы после октябрьского переворота отношение власти к елке и Деду Морозу было лояльным, то с началом антирелигиозной кампании они превратились в «пережиток прошлого». В 1929 году праздник Рождества, а с ним и вполне «светские» елка и Дед Мороз попали под запрет окончательно. В то время на плакатах с подписью «Что скрывается за Дедом Морозом?» изображался старик, за спиной которого, притаившись, стояли поп и кулак.
К счастью, это длилось недолго, и 28 декабря 1935 года в «Правде» появилась статья кандидата в члены Политбюро ЦК ВКП(б) П.П.Постышева «Давайте организуем советским детям хорошую елку». Принятое тогда же постановление ЦК ВЛКСМ предписывало комсомольским организациям устраивать для детей праздник новогодней елки. Сразу после официального разрешения елки начали продавать на рынках. Пришлось россиянам вспомнить и прежние навыки изготовления елочных украшений.
На это время пришлось раннее детство моей мамы, родившейся в Ленинграде. Ей хорошо запомнилось, как перед Новым годом родители устанавливали в комнате огромную, до потолка, елку. К Новому году готовились задолго, делали игрушки, которыми предстояло украсить елку, на что моя бабушка была большой мастерицей: корзиночки из продававшейся тогда какой-то специальной бумаги-«стружки», овощи и фрукты из накрахмаленной и раскрашенной ваты, завернутые в конверты «младенцы», «роль» которых исполняли маленькие куколки моей мамы… Под елку ставился большой Дед Мороз, ветки ее украшались еще конфетами и орехами в золотой и серебряной бумаге, по комнатам разносился запах мандаринов…
С возвращением елки в 1930-е годы взрослые, помнившие свое дореволюционное детство, взялись за устройство новогодних праздников с огромным энтузиазмом и детской увлеченностью.
Вот как вспоминает о новогодней елке середины 30-х жительница Владимира, правнучка протоиерея Успенского собора, внучка священнослужителя Борисоглебской церкви Ирина Николаевна Павлова (1928 года рождения): «Куплена на базарной площади позади торговых рядов красавица елка. Это была забота папы. А еще задолго до этого собирались мы с подружками у нас дома, в бабушкиной комнате. Нас сажали за большой стол, раскладывали перед нами длинные узкие ленты цветной бумаги, вату, кисточки, ставили клей, сахарный сироп, краски, блеск. Мама и бабушка показывали, как делать елочные игрушки, и мы с увлечением принимались мастерить кукол, Деда Мороза, яблоки, гирлянды-цепочки из цветной бумаги, разноцветные флажки и прочие украшения на елку. Шары и другие стеклянные изделия для елки в продаже были редкостью.
Так же задолго до Нового года начиналось разучивание художественных номеров: песен, танцев, коротких инсценировок. Все это под руководством бабушки. Сколько старания вкладывали мы в них! Сколько радости, смеха вызывали они у нас!
Но вот уже назначена дата елки, оповещены подруги. Все вместе - папа, мама и я - украшаем елку: надеваем шпиль, вешаем игрушки, гирлянду разноцветных лампочек. Наступает день праздника... Мама печет пироги и готовит другие вкусные яства. Сгущаются сумерки. Елка стоит в большой комнате, у стены, «горит» разноцветными светлячками-лампочками, мерцает множеством игрушек. Ждем гостей. Чу… Стук...
Бабушка играет марш, парами подходим к елке: удивление, восторг. Начинается веселье. Звучит любимая новогодняя песенка «В лесу родилась елочка…». Водим хороводы, дружно поем. Веселье нарастает. А вот и игра «А мы просо сеяли-сеяли…». Уже звучит танцевальная музыка. Тут и четкая венгерка, и плавный падеспань, и зажигательный краковяк, и быстрый (аж дух захватывает) вальс.
В разгар веселья раздается стук в дверь. Мама открывает. Гости устремляются в кухню. В дверях появляется с облаком морозного воздуха в овчинном тулупе, меховой шапке с белой бородой и усами краснощекий с красным носом Дед Мороз. В руках у него палка, за спиной тяжелый мешок. Всеобщее оживление, от одного к другому передается: «Дед Мороз, Дед Мороз…». Мама приглашает его в комнату. Все бегут впереди. Дед Мороз входит, кланяется, поздравляет всех с Новым годом. Ему ставят стул у елки. Он садится, снимает мешок, и начинается волшебство. Девочки, мальчики по одному подходят к Деду Морозу: читают стихи, поют песни, танцуют, а Дед Мороз одаривает их гостинцами, которые тут же вскрываются, пробуются. Веселье продолжается, начинаются выступления: танец «Снежинки» сменяется инсценировкой
«Демьянова уха», за ней «Боярский танец», потом частушки и т.д.
Наши «Елки» ‑ самое радостное и яркое воспоминание детства. И не только мое. Все мои подруги до сих пор вспоминают их со светлым чувством».