«Что бы ни случилось, ты, пожалуйста, живи!»

Памятную реликвию - письма с фронта - сохранили его дочери Наталья, Нина и Лидия, а в редакцию «ВВ» их передала племянница Лена Павловна Чеботнягина. Кроме того, сохранились некоторые редкие исторические документы. К примеру, осталась телеграмма, в которой Алексей Чернявин сообщает о мобилизации. Сохранился и обрывок газеты «Известия» за 1942 год с картой России, на которой племянник Володя, будучи мальчишкой, красным карандашом отмечал путь продвижения наших войск и местоположение полка своего дяди.
Алексей Чернявин родился 28 декабря 1905 года во Владимире. Родителями его были фельдшер Владимирской губернской земской больницы Сергей Никитич и домохозяйка Васса Евграфовна. После окончания школы Алексей работал машинистом на Владимирской отделочной фабрике. С 1928 по 1930 год отслужил в Красной армии ‑ стрелком на Дальнем Востоке. После окончания Архангельского лесотехнического института его направили сначала в Ленинградскую область, а потом, прямо перед началом войны, в Москву, в Главное управление фанерной промышленности.
В 1941 году Алексей привез дочку Наташу и жену Антонину, которая была в интересном положении, к своим родным во Владимир, а сам отправился в Киров, куда эвакуировали главк. Вскоре от него неожиданно пришла телеграмма: «Мобилизован ‑ завтра отправка». Больше со своими родными он не увиделся, не увидел и родившихся дочек-двойняшек, ему не удалось даже ни с кем попрощаться. Остались только письма, которые хранят память о гвардии лейтенанте Алексее Чернявине, его любви к жене и дочерям и о самом напряженном периоде Великой Отечественной войны.
24.02.1942.
«Мои дорогие роднушки!
Только что получил письмо от сестры Вари, из которого узнал о прибавлении моего семейства, с чем, Тоня, и спешу тебя поздравить. Напиши подробно, как твое здоровье? Беспокоюсь, как ты будешь кормить сразу двоих? Как назвали дочурок? Как они выглядят?
Тоша, завтра отправлю посылку с одеждой. Высылаю пальто, шапку, пиджак, шарф, рубашку, одеяло. Из продуктов ‑ масла сливочного (купил случайно у крестьян) 350 грамм. Махорку можешь выменять на любой продукт.
Варя и Соня, вас попрошу помочь Тоне советом и кто чем может по воспитанию будущих гражданок Черняевых. Обо мне не беспокойтесь.
Крепко поцелуй Нату и новых дочурок. Горячо любящий вас ваш Алексей».
10.04.1942.
«Дорогая Тонюша, милые Натуся и крошки Лидуша и Нинулька!
По-прежнему беспокоюсь за вас, писем так от вас и не получил.
Тоша! Как ты, милая, справляешься с тремя птенцами? Есть ли продукты и деньги? Обязательно посади картошки, моркови, луку и прочего для хозяйства. Попроси для этого у наших земли, а Устиныча с крестной от моего имени попроси вскопать землю. Сама не работай, береги себя, тебе и так хлопот хватает. Прошу, переноси выпавшие тяготы терпеливо, я вернусь, и мы снова заживем счастливо. Береги милых ребяток. Ах, как хочется повозиться, поиграть с ними. Послать что-либо пока не могу. Если есть что из моих вещей, продавайте и выменивайте на питание.
До свидания, дорогули мои. Ваш папка».
09.05.1942.
«Милые мои!
Спешу успокоить вас и сообщить, что жив, здоров и даже больше ‑ счастлив. На днях мне передали сразу 4 письма ‑ одно от племянника Вовы и три от тебя, Тоша. Долго рассматривал фотокарточки с малютками. У одной хорошо виден носик, по его величине можно судить, что он мой. А вы, мои милые Тоша и Наташа, обе изменились. Тошенька, ты сильно похудала, как себя чувствуешь? Натуся выглядит совсем взрослой, взгляд такой серьезный.
Живу надеждой встретиться с вами и воспоминаниями о вас. Натуля служит мне путеводной звездочкой. Как только бывает тяжело, вспоминаю дочку и становлюсь бодрее. Вовин наказ уничтожить 50 фашистов постараюсь перевыполнить, пусть только он помогает вам и остается славным мальчуганом. Недавно мне пришлось проскакать на лошади километров 18-20, и, как ни странно, благополучно, а ведь раньше на лошади верхом никогда не ездил…
Любящий вас, преданный вам Алексей».
20.05.1942.
«Милые мои, здравствуйте!
Шлю всем привет Тульский. Посылал вам записочку. В дороге все глаза проглядел. До боли обидно, когда проезжал через Москву, как недалеко был от вас, мои милые, и не увиделся ни с кем. Пока ехали ‑ видели детишек, взрослых, стариков, и каждый провожал нас, подолгу взмахивая руками.
Среди маленьких ребятишек мне все мерещилось, будто я вижу Наташу. Но ни родных, ни близких ‑ никого я не увидел. Очевидно, за все муки разлуки я получу вознаграждение по окончании войны.
Жизнь всех нас зависит от случайностей. Если вы не будете меня забывать, думать обо мне ‑ значит, останусь жив. Как вы там, милые мои, не голодуете?
До свидания. Ваш Алексей».
21.08.1942.
«Мои родные!
Давно не писал вам писем. Третий день я с четырьмя бойцами нахожусь в разведке, а на пути нам попался садик, оставленный всеми. Решил в нем переночевать и написать несколько строк о себе. Месяц, как мы на новом месте под жаркими лучами южного солнца, под беспрерывный грохот, завывания и канонады орудий стоим, преграждая путь противнику через реку Дон… Недавно, во время страшной бомбежки самолетов, я получил задание вывести с того берега Дона часть своего взвода с имуществом и других бойцов. Мост через реку был посередине разрушен, но задание я выполнил: всех людей вывел, спас жизни многим. За это меня хотят представить к награде.
Было много случаев, когда я оставался в живых чудом. Объясняю это тем, что милые Ната, Тоня и Варя не забывают меня…
Алексей».
13.09.1942.
«Здравствуйте, милые мои, родные!
Приближается второй месяц моего пребывания на Сталинградском фронте. Редкий день проходит без «фронтового концерта», т.е. без стрельбы. За это время неоднократно были под сильным обстрелом всех видов оружия, из которых самым неприятным является минометный огонь. Несколько раз были объектом бомбежки немецкими истребителями и бомбардировщиками.
Недавно вместе с пятью бойцами устанавливали личную связь с одним из наших подразделений. Утром отправились на лошадях сначала по балке ‑ километров 9-10, остальной путь надо было пройти по открытой местности…
Первые бомбы полетели, когда мы укрывали лошадей в кустах. Все бомбы упали на берегу с высоким скатом, после разрывов полетели сверху такие глыбы глины и стали шлепаться вокруг нас. С такой силой, что если бы глыба упала на кого-то из нас, то, ей-ей, остался бы блин. Вскоре услышали стрельбу немецких автоматчиков. Переждав, я вылез из окопа на ту сторону крутого берега, так как находиться в неизвестности ‑ дело неприятное. Встретил капитана соседней части, получил от него кое-какие сведения и отправил с ними одного из бойцов к командиру части. Он вернулся через три часа и привез приказание вернуться обратно. За это время бомбежка вывела из строя почти всех наших лошадей, но люди все остались живы…
В ночь 2 сентября мы выходили из окружения. Неприятная была ночь, холодная, темная, моросил дождь. Вышли благополучно и заняли оборону. 3 сентября к вечеру, когда я сидел рядом с командиром полка соседней части Мухиным, совершенно неожиданно почувствовал сильный оглушительный удар в голову, звон в ушах. Все закружилось передо мною, я перевернулся и пригнулся к земле. Увидел, что с лица течет на землю кровь, провел рукой по лицу ‑ рука в крови. Командир полка, поднявшись, закричал: «Он ранен!». Ко мне подбежали два товарища и доставили к санитару. Некоторое время я был без сознания. Помню только, как по обрыву окопа бежал мой солдат, боец Ворожцев из Кировской области. Увидев мою окровавленную физиономию, он остановился и сочувственно проговорил: «Батюшко!». Я махнул ему рукой, и он побежал дальше. После был у врача, он посмотрел мою рану и сказал, что я счастливый человек и голова у меня крепкая, т.к. кость цела. Рана эта подсыхает, и на днях я сниму повязку. Нахожусь в своей части, не покидал ее ни на один день.
Тоша, единственное, что у меня осталось от всего, что я взял с собой, - это твоя ватная фуфайка, с которой я никогда не расстаюсь. Она напоминает мне о тебе с ребятишками…
Крепко целую. Ваш Алексей».
23.09.1942.
«Дорогие мои!
Спешу сообщить, что я жив, здоров.
Полтора месяца, как я вместе с товарищами воюю под Сталинградом, защищая этот замечательный город и одновременно всю Россию.
В одном из сильных боев за …(зачеркнуто военной цензурой) меня легко ранило осколком мины. Рана легкая, и на днях снимут повязку, - из строя не выходил ни на один день. Осколок попал выше правого глаза, пробил пилотку, задел голову. Кость цела и ничего опасного нет, но место ранения в виде креста останется на лбу.
Тоша, получил твое письмо, чувствую, что тебе тяжело. Прошу только об одном: будь мужественной и не падай духом. Ты пишешь, что многие приезжают на отдых. Интересно, кто? Рядовые или командиры? Да я все бы отдал, если бы мне дали возможность повидаться с вами! Не думайте, что душа у меня закоптела порохом и зачерствела ‑ я все такой же. Детулек поздравляю с первой полугодиной.
Всем привет. Ваш Алексей».
05.02.1943.
«Здравствуйте, дорогие мои!
Пишу после окончания последних боев в районе Сталинграда. Город полностью освобожден! Стихла стрельба, и только разрушенные дома, заводы и оставшиеся в живых люди останутся свидетелями той битвы, которая шла в течение долгих месяцев и которая войдет в историю как великая битва за город-герой.
Сейчас затишье, передышка, после которой снова пойдем уже добивать врага, чтобы скорее принести мир. На днях должны выдать медали «За оборону Сталинграда».
Горячо любящий вас Алексей».
22.02.1943.
«Дорогие Тоня, детишки, родные!
Надеюсь, что скоро с вами встречусь. Мы все до одного полны решимости добить противника. И после этого прийти домой и с гордостью сказать: «Мы свой долг выполнили, встречайте нас».
Тоша, дорогая моя! Мы долго были в боях, в грозной страшной обстановке. В минуты, когда смерть казалась неизбежной, я думал только о вас. Защите Сталинграда придавалось большое значение. Мы отстояли город, судьба которого, казалось бы, уже для некоторых была решена. На результат борьбы смотрели другие государства… Вот почему, родная, я не мог приехать к вам, как и другие мои товарищи. Благополучный для нас исход сражения за Сталинград окажет влияние на исход войны.
Да, дорогие мои, пройдут года, мои дети и внучата будут изучать историю, прочитают про оборону Сталинграда и вспомнят: ведь и мой папа или дедушка тоже защищал этот город…
Берегите себя.
Ваш Алексей».
Из письма брату Николаю Черняеву.
03.06.1943.
«Дорогие Коля и Соня, милый племянник Сережа ‑ здравствуйте!
…Сейчас после беспрерывных дождей установилась хорошая теплая погода. Тихо, лишь иногда тишина нарушается арт. канонадой или грохотом разрывающихся авиабомб.
Несколько дней назад я переживал отрадную картину. Немецкие бомбардировщики в пасмурный день налетели бомбить нас. Но им это не удалось ‑ наши истребители не позволили. Клевали их так, что «пух от них летел». Они пытались скорее удрать, но на глазах у нас три бомбардировщика были подбиты, остальные поодиночке пошли дальше, пытаясь уйти от преследования наших истребителей.
Когда они пролетали над нами, я из винтовки выпустил по фашистским «птицам» пуль десять. Хоть и не сбил, но отвел душу! Сейчас у меня появилась уверенность, что я вернусь домой и всех вас увижу. Коля, вот побродим тогда за грибами, половим рыбы…
Напишите мне письмо.
Ваш защитник Олеха».
03.06.1943.
«Дорогая Тоня и милые детульки!
Как ваше здоровье? Мне пришлось перенести тяжелые дни в мае. Но они прошли, я остался жив. Только немного похудел, загорел и еще больше поседел. Приеду ‑ малыши, пожалуй, станут называть меня дедушкой…
Сегодня снова в путь, на новое место, в новую часть. Как узнаю адрес, сообщу. До скорой встречи. Ваш папка».
Последнее письмо пришло от Алексея Черняева 23 августа 1943 года. В нем он сообщает, что жив, здоров. Сообщает, что выслал денег на питание жене и детям. Передает привет всем родным, просит писать ему почаще и надеется на скорую встречу...
На запросы родных сначала пришло сообщение о том, что он исключен из списков полка и по ранению эвакуирован в госпиталь. Бауманский военкомат прислал официальное письмо, где сообщается, что 2 октября 1943 г. Алексей Сергеевич Черняев пропал без вести…