- Роман Владимирович, почему вас волнует судьба музея?
- Как ученый, я много занимаюсь социально-политическим развитием регионов, включая и нашу область. Мы в нашем филиале РАНХиГС уже не первый год проводим масштабные исследования социального самочувствия и социального согласия населения Владимирской области. И у меня, как у научного руководителя этой работы, есть все основания утверждать, что общее благополучие жителей региона зависит не только от экономического процветания, но и от таких нематериальных вещей, как осознание своей общности, причастности к региону, собственные отличные от других региональные ценности. Все это вместе в науке называется региональной идентичностью. Можно сказать даже более жестко: есть региональная идентичность - есть регион, нет идентичности - нет региона.
Музей - один из тех институтов, который формирует и национальную, и региональную идентичности. И когда в музее начались изменения, связанные с политикой нового руководства, они стали вызывать у меня беспокойство, так как в них я увидел угрозу нашей региональной идентичности, а может быть, и нашей национальной идентичности. Мне показалось, что нельзя в такие моменты оставаться в стороне, быть непричастным, надо, напротив, демонстрировать, что регион существует, что есть жители, которым небезразлична судьба музея и региона в целом.
- В интервью «ВВ» Игорь Конышев сказал: «То, чем будет музей через 5-10-15 лет, вам не скажет никто. Это сложно предугадать». Не сомневаюсь, что сложно (в нашей стране особенно!), но предлагаю поразмышлять. На ваш взгляд, каким будет ВСМЗ, например, через пять лет?
- Я могу уверенно сказать, что те «инновации», о которых много говорит директор музея, – это прошлый век. Мы их, на самом деле, давно переросли. Это, конечно, не совсем его вина – сегодня вообще мало кто понимает, насколько далеко мы продвинулись в технологическом плане.
На мой взгляд, главных трендов сегодня три.
Первый - это взаимодействие на принципах комбинирования биологического и искусственного интеллекта. С искусственным интеллектом уже каждый может поговорить в своем смартфоне. Пока только о погоде и прочих мелочах. Но он быстро обучается и уже завтра может стать прекрасным эрудированным и интеллигентным собеседником, с которым приятно прогуляться по древнему городу и поговорить о древнерусском зодчестве. Вот о чем, на мой взгляд, надо размышлять. Кто и чему будет учить искусственный интеллект? Как сохранить те богатства человеческого, именно человеческого опыта, которые были накоплены в нашем музее? А мы разбрасываемся людьми, теряем навсегда их опыт, знания, традиции. Каким будет этот искусственный интеллект - холодным, циничным и полуграмотным или интеллигентным, понимающим, эрудированным? Вот в чем главный вопрос.
Второй тренд – стирание всяких границ между покупателем, клиентом, пользователем и гражданином. Причем границы стираются также между частным и публичным, но у нас это часто происходит только в одну сторону - в сторону «приватизации» публичного, а современное движение идет и в другую сторону – в сторону возвращения публике её достояния, отобранного машиной государства и частником, своеобразная «ренационализация» частного и возвращение отчужденного государственного. Отсюда рост чувствительности людей к общим ценностям, составляющим национальную и региональную идентичность. Это уже реальность, и она будет усложняться, к этому надо готовиться.
Третий тренд. Директор музея, безусловно, полностью прав, говоря о том, что никто не сможет предугадать, каким будет музей через 10-15 лет. Потому что это не может зависеть от одного человека. Сегодня главный рецепт плавного вхождения в будущее - это выстраивание диалога в цепочке граждане – эксперты – лица, принимающие решения. Если такой диалог не настроить - будущее может быть очень неприятным. Причем для всех.
- Кстати, о диалоге. В эфире телекомпании «Губерния33» Игорь Конышев на вопрос, возможен ли консенсус с теми, кто критикует его деятельность, ответил: «Проблема в том, что стейкхолдеров, способных говорить на тему современного музея, в области нет». Как вы считаете, Игорю Конышеву действительно не с кем на равных разговаривать в регионе?
- Возможно, директор музея вкладывает какой-то свой особый смысл в слово «стейкхолдер». Или просто плохо представляет, как устроено современное российское общество и жизнь во Владимирской губернии в частности. В любом случае, мне лично обидно за тех людей, которых можно с полной уверенностью назвать «держателями акций» («стейкхолдерами») Владимирской земли. Это – в первую очередь, мы с вами, жители этой земли, а во вторую – те люди, которым законом переданы власть и полномочия по управлению важнейшими сферами жизни в регионе. Среди этих людей, кстати, и губернатор Владимирской области.
Кроме того, в уставе музея так и написано, что учредителем и собственником Музея является Российская Федерация. Не Минкульт, не любой другой государственный орган - а Российская Федерация, как страна и ее граждане, то есть мы с вами.
Если Игорю Конышеву нет равных среди таких «стейкхолдеров», если он не может опускаться до разговоров с губернатором области, то это какое-то иное устройство нашего общества, чем определено в Конституции Российской Федерации. Дальше не буду развивать эту мысль.
- Больной вопрос - наука в музее. Сейчас ведется научная работа в ВСМЗ? Что об этом известно владимирскому научному сообществу?
- Долгое время, которое в целом продолжается и по сей день, музей-заповедник в научном плане был довольно закрыт. Говоря простым языком – наука «варилась в собственном соку», ну, может быть, выходила на уровень общения с другими музеями. Это, на мой взгляд, сильно обесценивало эту научную работу, при всей ее важности и успешности для внутренней деятельности музея. Времена действительно стали другие. Сегодня, на мой взгляд, нужна экспансия музея в научное пространство региона, страны и мира. Причем не только за счет собственных ресурсов, но и с помощью исследователей и научных коллективов, которым интересны те ценности и артефакты, которые принадлежат нам и хранителем которых определен Владимиро-Суздальский музей-заповедник.
С этой точки зрения надо не просто развивать науку – надо развивать современную науку, которая лицом обращена и в научную среду, и к публике, которая понятна и интересна.
Я бы, например, приветствовал, если бы музей дорос до создания собственного периодического издания, специализированного научного журнала о Древней Руси. Вообще сегодня нет ни одного научного журнала в мире о культуре и истории Древней Руси. Мы говорим об особой цивилизации, о нашей роли в мировой истории. Я специально смотрел, есть журналы о европейском средневековье, есть журналы о Древней Греции, специальные журналы о египетской цивилизации... И где как не во Владимире, не в нашем музее быть центру изучения Древней Руси? Возможно, в кооперации с нашими вузами, с другими научно-образовательными организациями. Вот это проект, который, как мне кажется, может объединить и региональные интересы, и интересы общественности, и интересы музея.
У меня была надежда, что новый директор музея, как было заявлено - кандидат исторических наук, даст новый импульс развития науки в музее. Но, к сожалению, пробыл он кандидатом наук очень недолго (вскрылась ошибка - нет у Конышева ученой степени) и к науке большого интереса не проявил. Возможно, Игорю Валерьевичу все-таки стоит заняться наукой, защитить диссертацию, понять, как это изнутри устроено…
Кстати, если обратиться к уставу музея, то первой целью деятельности организации обозначено – «осуществление просветительской, научно-исследовательской и образовательной деятельности». А дальше идут цели, связанные с хранением, собиранием, изучением музейных предметов и коллекций и так далее.
- Судя по публичным высказываниям Игоря Конышева, он не отказывается от просветительских функций музея. Так и говорит: «Надо учить читать современное искусство». Как, действительно, приучить владимирцев к современному искусству? Может быть, мы просто все ретрограды махровые, а тут человек со свежим взглядом? И правильно, что он Детский центр в Палатах закрыл: дети - современные, а Центр - замшелый?..
- Современное искусство – очень широкое понятие, с помощью которого можно объяснить что угодно.
Например, я считаю очень глубоким и опасным заблуждением, что современному человеку и современным детям нужны только виртуальные образы реальности, а сама реальность не нужна. Напротив, музей – это прорыв в реальность, которая существовала без нас, то есть до нас, и будет существовать после нас. Это фантастически богатая идея, которая позволяет каждому понимать свое место в этом мире. Мне кажется, дети ищут в музее, скорее, как раз пространство традиционного общения, близкого знакомства с тем, что можно посмотреть, потрогать, сделать руками и т.д. Виртуального мира стало вокруг намного больше, чем реального. И дома, и в школе. А кто научит детей реальности? И что может быть реальнее прошлого твоей земли, твоего народа, твоей семьи?
- Но, возможно, действия дирекции ВСМЗ обусловлены заявленной целью: музей должен быть современным и привлекательным, а музейные работники разговаривать с посетителем на одном языке. И, кстати, какой язык у сегодняшнего посетителя?
- У нас один общий язык - русский. Все остальное – философствование, которым нельзя обосновывать серьезные изменения в судьбах людей и всего региона. Тут нужны факты и аргументы. Их, как я понимаю, – нет. Нет никакого анализа деятельности музея, нет описания проблем, нет четкого понимания, что не так, обоснования, что нужно менять, - нет ничего, кроме красивых фраз. Я бы лично не рискнул ради красивой фразы ломать то, что строилось десятилетиями. Сначала нужно понять, объяснить русским (!) языком, что происходит, а потом строить планы, как что-то изменить.
- По городу ходит много слухов о музее. Недостаток информации, непонимание, страхи и домыслы приводят к самым неожиданным фантазиям и мифам. Насколько это мешает развитию взаимопонимания и доверия музея и общественности?
- Да, это правда. О музее много информации, которая передается по неформальным каналам, мне кажется, это говорит о заинтересованности местного сообщества, его включенности в события, которые происходят в музее и вокруг музея. Это очень мощный ресурс, который можно было бы использовать на благо музея, но сегодня он развивается сам по себе, и обижаться на это бессмысленно.
Да, действительно, люди говорят разное. И о баснословных зарплатах руководства музея, и о том, что некоторые руководители месяцами не появляются на работе, и о стиле и методах руководства, о частом использовании нецензурной брани в отношении работников прямо в стенах культурного учреждения, и даже о нетрадиционной сексуальной ориентации некоторых руководителей.
Вы правильно отметили - это все, конечно, следствие информационной закрытости музея. Но мне кажется, это не должно нас отвлекать от главного. А главное в том, что, несмотря ни на что, мы все с вами одной ориентации – мы граждане Российской Федерации, и нас, прежде всего, должно заботить, как развивается наша страна, люди, как сохраняется наше наследие, и если людей это волнует – я считаю, что это очень хорошо. А с различными нарушениями, если они имеются, должны разбираться государственные органы, у нас их много.
- Что можно предложить, на ваш взгляд, для урегулирования ситуации и дальнейшего развития музея на благо отечественной культуры? Какова должна быть роль в этом общественности региона?
- Все предложения уже были высказаны много раз, частично они даже были представлены и на совещании у министра культуры 18 мая 2017 года, тема совещания, кстати, была: «О программе развития Владимиро-Суздальского музея-заповедника».
Итак, первое – музей продолжает терять опытных и известных специалистов, люди продолжают увольняться, не находя себе применения в новых условиях и из-за невыносимой атмосферы, создаваемой в музее. Полноценной замены этим людям нет, мы теряем самое главное в музее, его лицо и его качество. Предложение простое – прекратить ломать музей и людей, в нем работающих.
Второе – до сих пор нет никакой ясной и внятной стратегии развития музея, ради чего происходят изменения и ради чего увольняются люди. Пока все ограничивается общими рассуждениями, на основании которых нельзя принимать серьезные решения. А они уже принимаются. Кстати, на совещании у министра культуры директору музея было поручено разработать проект Концепции развития музея и после общественного обсуждения и рассмотрения в Союзе музеев России представить проект в Минкультуры России. И даже срок был определен - до конца 2017 года. Сейчас уже апрель.
Третье – до сих пор нет никаких институтов согласования интересов органов власти, регионального сообщества и музейного руководства. Во всех ведущих музеях мира есть общественные советы, в которых в диалоге и спорах рождается путь музея, его приоритеты и цели. У нас ничего этого нет, и, что самое неприятное, - со стороны руководства музея нет никакого желания учитывать интересы региона и его жителей. Хотя в других сферах сегодня уже есть хорошие примеры развития государственно-общественных форм управления, даже в таких закрытых, как, например, областное управление внутренних дел или УФСИН. А музей продолжает жить по правилам прошлого века.
- Может ли областная власть повлиять на музейную политику, ведь ВСМЗ и его руководство подчиняется министерству? Кажется, таких рычагов просто не существует - нет законных, открытых возможностей, нет механизма.
- Хотелось бы, чтобы роль органов власти в развитии музея была бы более заметной. Понимаю, что есть уровни управления и собственности, есть уровни ответственности. Но здесь явно что-то не так, явно надо что-то менять. Если недостаточно механизмов - их нужно создавать. Например, на законодательном уровне, сделать так, чтобы часть ответственности за развитие музея была бы и на местных и региональных органах власти, чтобы в определении основных приоритетов развития, кадровой политике участвовали и представители общественности.
С такой инициативой, на мой взгляд, вполне могли бы выйти наши законодатели, которых, кстати, мы будем выбирать в сентябре. Давайте вот решим так: кто возьмется в правовом поле решить эту проблему - за того и будем голосовать. Тогда и выберем только тех людей, которые региону пользу принесут.
Вы знаете, людей, неравнодушных к судьбе нашего музея, во Владимире немало. И если в самом музее никак не может быть создан общественный совет музея, то такой общественный совет может быть вполне сформирован в нашем регионе вне музея.
В мире есть хорошие примеры, например – Общество друзей Лувра, существующее с конца XIX века. Общество друзей Лувра юридически и фактически никак не связанно с музеем Лувр, но делает очень важное дело - собирает средства и покупает новые экспонаты для экспозиций музея. Нашему «Лувру» тоже нужны друзья.
У нас уже есть костяк такого сообщества, мы планируем в ближайшее время организовать и провести общественные слушания, посвященные ситуации в музее, перспективам его развития и той помощи, которую местное сообщество может ему оказать. Приглашаю всех неравнодушных жителей региона к сотрудничеству - будет интересно и полезно!