- Наша газета не навязывает читателям какой-то одной позиции. Мы лишь предоставляем площадку, где люди дискутируют, ищут истину, хотя и это не всегда возможно. Нам интересно ваше мнение о стратегии развития музея. Об этом и поговорим. Но вначале одно наблюдение. Ваше назначение гендиректором ВСМЗ вызвало у владимирцев некий шок. Затем был негатив в отношении вас, который со временем уменьшился, в том числе и потому, что вы начали выстраивать коммуникации с местным сообществом. Но затем пришла вторая волна критики в ваш адрес - когда ВСМЗ открыл представительство в Москве. Зачем музею офис в Москве?
- Для ВСМЗ при его посещаемости 1 миллион 100 тысяч человек (о ней отдельно потом поговорим) более 90 процентов гостей — это приезжие посетители. Я ощутил необходимость более активной, плотной работы с необходимыми музею «агентами влияния» в туристском мире именно в том месте, где эти «агенты влияния» существуют. А это место — Москва. Основная часть приезжих туристов прибывает к нам либо из Москвы, либо через Москву. Поэтому нам необходим этот офис «бизнес для бизнеса» для работы с туроператорами, туристическими компаниями, со всеми, кто привозит и российских, и иностранных туристов. Наш московский офис — это точка сборки всех агрегаторов, которые везут туристов к нам.
Туристский мир инертен. Туры на этот год были проданы в 2017 году. Об эффективности работы нашего московского офиса можно будет говорить только к концу года. Но очевидно: чтобы получить в следующем году хоть что-то, надо начинать уже сейчас. Для музея это всегда работа «в долгую». Но мы понимаем, что сегодня с целевой аудиторией иногородних и иностранных туристов, с туроператорами, сидя исключительно во Владимире, работать невозможно.
- Чем, по-вашему, будет музей через несколько лет? Куда, как и зачем вы его ведете? Мне кажется, что в подоплеке критически-настороженного отношения части владимирцев к вам есть как раз то, что вы внятно не артикулировали стратегию развития музея...
- То, чем будет музей через 5-10-15 лет, вам не скажет никто. Это сложно предугадать. Во-первых, запросы потребителей меняются. Во-вторых, меняется конфигурация государственных музеев. Почему? Потому что с 2013 года они находятся в зоне риска. Это связано с ФЗ № 327 — о реституции бывшего церковного имущества.
Напомню, что первые заявки на реституцию музейных объектов ВСМЗ РПЦ подала в Росимущество еще в 2013 году. Но до весны 2017 года этим вопросом никто серьезно не занимался. Только в мае 2017 года мы с Алексеем Русаковским презентовали на Владимирском экономическом форуме один из подходов к размещению Музея хрусталя в Гусь-Хрустальном.
Сказать о том, что у меня есть жесткая дорожная карта: что произойдет завтра, что послезавтра — нельзя. Та, какая есть, — она скорее рамочная: мы понимаем, что в какие периоды мы должны сделать для того, чтобы в итоге через 5-7 лет не остаться у разбитого корыта.
Что касается целей... Цель простая — это должен быть современный, комфортный, удобный, привлекательный музей. Музей должен говорить со своим посетителем на одном языке. В этой связи должна быть некая степень свободы музея. Во всем: в решении экспозиционных пространств, в логистических моделях. Она должна закладываться сейчас, чтобы через год-два нам не пришлось бы переделывать все и сразу.
- Правильно ли я понял: то, чем будет музей, определяет потребительский спрос, и музей не будет жестко настаивать на своей Владимиро-Суздальской составляющей? Я имею в виду 1000-летнюю культуру, наследие и т.д.?
- Не совсем так. Точнее, совсем не так. Наша база — все равно наследие. Это определено двумя факторами: во-первых, имеющимся комплексом зданий и сооружений, и во-вторых — имеющейся фондовой коллекцией. В любом случае 90 % того, что мы показывали, показываем и будем показывать — это то, что накоплено музеем.
Даже если со временем храмы Спасо-Евфимия или объекты кремля не будут находиться в управлении музея (сейчас — в управлении ВСМЗ), мы все равно на неких площадях, о которых мы сейчас думаем, будем рассказывать об этом. Ведь именно это привлекает иногородных туристов, именно ради этого 90 % наших гостей приезжают в музей.
- А пластмассовые инсталляции — для остальных 10 %?
- Нет. Музей работает на две категории посетителей: 90 % — гости, 10 % — местное сообщество. Как федеральный музей, мы должны являть культурный продукт федерального и мирового уровня, не обязательно привязанный к данной местности. Отсюда появляются различные выставки и направления. Мы по уставу обязаны знакомить всех гостей со всеми существующими культурными явлениями. Единственное ограничение для нас — это внутренняя цензура, которая позволяет или не позволяет показывать какие-то вещи.
- Что бы вы никогда не выставили, даже несмотря на потенциальный коммерческий успех?
- А я бы выставил по большому счету все. Единственная проблема — готов ли сейчас местный зритель к восприятию этого? Но вкус нужно формировать. Учить читать современное искусство. Делать это мало кто умеет даже в больших городах. В малых городах этой прослойки людей точно нет. При этом Владимир - в уникальной ситуации, когда в 180 километрах от города на запад и в 200 километрах на восток успешно работают музеи современного искусства, представляя чрезвычайно разнообразный культурный продукт.
Но приучать к этому нужно постепенно. Поэтому мы начинаем с более простых вещей. С более легких для воприятия. Но мы видим, что даже эти простые и легкие вещи вызывают отторжение, потому что люди не до конца понимают, что им показывают. Не до конца понимают, что такое современное искусство в принципе. Современное искусство по большому счету не искусство изображения, а искусство образа. Контента. Некоей импресии.
- Игорь Валерьевич, если выстраивать топ-3 ваших приоритетов как генерального директора... Это деньги, хранилище памяти или научная работа?
- Эти приоритеты невозможно выстроить в лесенку. Их надо выстраивать в строчку через запятую, потому что и то, и другое, и третье одинаково важны. Закон говорит: музей создан для хранения, изучения и показа. В этой связи - если не будет музейного объекта, то будет нечего ни изучать, ни показывать.
Что бы ни говорила Алиса Ивановна, музей за последние годы сильно изменился. Например, с 2012 года мы перешли на формат госзадания и государственной субсидии. У нас появились такие страшные для старых музейщиков слова, как государственные работы и государственные услуги. Под государственными работами подразумевается спектр деятельности по изучению и сохранению предметов и объектов государственной музейной собственности, включая их реставрацию. Под государственными услугами подразумевается презентация или публикация музейных предметов: выставки и экспозиции.
- Несколько слов о кадровой политике. Почему у вас столько много заместителей?
- Много — это сколько? Давайте считать. Есть генеральный директор. Есть заместители: по науке, по фондовой работе, по экономике, по музейным технологиям, по коммуникациям, по административно-хозяйственной работе. Всего дирекция — 7 человек плюс главный бухгалтер. Заместителей — шесть.
Число заместителей обусловлено размерами и объемом решаемых задач и направлений. Деятельность их абсолютно разноплановая. Тем более что на первом этапе переформатирования деятельности любой организации, не только музея, руководитель вынужден формировать некую централизацию функций. Хотя бы для того, чтобы разобраться, как все работает. Поэтому на первом этапе появляется огромное число помощников, заместителей и т.д. Затем со временем остается нормальная структура, делегирующая известные полномочия по направлениям с известной ответственностью.
В данном случае мне достаточно этих семерых человек для того, чтобы шли те направления работы, которые определены. В такой крупной структуре, как ВСМЗ, ручное управление просто невозможно.
- Вы ставите перед собой контрольные цифры посещаемости?
- Контрольная цифра по госзаданию у нас 1 миллион 100 тысяч. Плюс-минус. Но на самом деле об объективной статистике говорить сложно. Проблема в чем? Только в прошлом году Министерство культуры РФ окончательно перевело все музеи на систему электронных касс. И только сейчас мы точно знаем по корешкам проданных билетов какую-то часть статистики посещаемости.
Но эта система заработала лишь с октября прошлого года. Все, что было до этого — это некая фантазия. Все это прекрасно понимают, но реальная база для сравнения посещаемости объекта будет по истечении года. У нас каждый объект — это билет. А уникальная посещаемость объекта в свою очередь не отражает реального числа живых людей. Потому что один человек может посетить и часто посещает более одного объекта. Мы считаем не посетителей. Мы считаем билеты по объектам.
У нас будет и абонементная программа семейного формата со значительным дисконтом для провоцирования людей посещать большее количество объектов. Но в целом один билет на все экспозиции музея сделать мы не можем (при этом все, что касается динамики доходов, — во врезе «Цифры»). Из общей суммы доходов 2017 года мы выплатили 270 миллионов на зарплату, НДФЛ и социальные отчисления. 50 миллионов составили иные налоги. Общее налоговое бремя ВСМЗ — 99 миллионов рублей в год. Мы мощный донор государства!
Это экономика, понимаете. Музеи давно перестали быть таким ущербным придатком к бюджету. В это сложно поверить, но это так. Это касается и музеев в принципе, и ВСМЗ конкретно. Мы сейчас в топ-5-топ-6 среди государственных федеральных музеев страны по заработанным деньгам.
Но понятно, что денег никогда не хватает. Хочется всего и сразу. Но так не получается. А накопленных проблем колоссальное количество. Тем не менее в прошлом году порядка 70 миллионов рублей мы потратили на обновление основных средств. Это как раз характеристика: все ли музей проедает или что-то направляет на развитие.
- Возвращаясь к посетителям... Насколько важна для вас доля иностранных туристов среди иногородних посетелей?
- Для статистики, по большому счету, это число неважно. Но, во-первых, есть вопрос баланса, и он нам интересен. Во-вторых, тут есть политическая составляющая, элемент «мягкой силы». Эта народная дипломатия через посещение объектов культурного наследия работает при создании привлекательного образа нашей страны. Сарафанное радио работает везде. Кто-то съездил к нам, рассказал приятелям: «Да классно! Безопасно! Красиво! Какая замечательная хреновуха!» - и следом к нам уже едут эти приятели.
- Какие-то мультимедийные технологии в ВСМЗ будут развиваться?
- К нашему великому сожалению. Ни одно из наших существующих зданий не позволяет войти в министерство и сказать: «Дайте мне пару-другую десятков миллионов рублей, мы пару залов оформим». Но тем не менее мы с этим работаем. Я надеюсь, в конце апреля в Суздале мы представим новый элемент туристского продукта - очки виртуальной реальности. Посмотрим, как это будет работать.
Дополнить интерактивом существующие экспозиции сложно. Во-первых, нет достаточного пространства, а во-вторых, надо до конца понять, что мы будем делать с экспозицией. Все давным-давно устарело: что-то 10 лет назад, что-то 20 лет назад, что-то не было современным никогда.
Мы, конечно, пока живем с тем, что есть, но постепенно стараемся формировать новые вещи. 19 мая, на Ночь музеев, надеюсь, представим обновленную классическую экспозицию, которая будет посвящена Иорданской сени (это декоративный навес, который в старину устанавливался на Крещение над прорубью-"иорданью". В Суздале хранится Иорданская сень - уникальный памятник древнерусского искусства конца XVII века. - Прим. И.Е.). Когда она была в полумраке, все выглядело хорошо. Но мы посветили. Ужаснулись. Разобрали. Прошел реставрационный совет. Реставрируем. Обновляем пространство. Делаем свет. Ставим электронный киоск для того, чтобы рассказать об истории этого памятника на нескольких языках.
- Каковы перспективы усадьбы Храповицкого?
- Пока никаких. В прошлом году мы запрашивали порядка 48 миллионов рублей на проектные работы. Нам их, естественно, не дали. У нас самих «лишних» 50 миллионов тоже точно нет. Поэтому пока все в том же режиме, что и было. Тем не менее за прошлый год мы получили что-то около 7 тысяч посетителей, что в два раза больше, чем в 2016 году. Народ туда ходит. Появились дорожки, появились площадки. На те копейки, которые мы можем туда направить, стараемся облагораживать территорию, повышать ее привлекательность.
- И еще вопрос по Гороховцу. Как развивается ваша экспансия там?
- Она развивается уверенно со скоростью, предусмотренной оборотом канцелярских бумаг. Краеведческий музей в Гороховце, весь комплекс его зданий, становится филиалом ВСМЗ. Для нас это небольшая отдушина, потому что часть фондового хранения мы сможем перевести туда и там показать. Во-вторых, мы сможем там интенсивно, в режиме временных выставок, ротировать все, что у нас там есть. Ведь из всего того, что есть в музее, мы показывали хоть когда-то в лучшем случае 20 процентов. А есть что показать!
- Можно сказать, что самая большая проблема ВСМЗ — нехватка помещений?
- Это самая главная, самая острая проблема! Это главный фактор, лимитирующий наше развитие. Точнее, две вещи: нехватка помещений и нехватка земли. Так получилось, что музей-заповедник, имея это громкое название, по сути, земли-то и не имеет. Из земли у нас есть всего три «поляны»: Музей деревянного зодчества, Спасо-Евфимиев монастырь и кремль. Ну, четвертая поляна — в Муромцеве, но это отдельная песня.
Нам остро необходимо новое здание в Гусь-Хрустальном и в обязательном порядке - новое здание в Суздале, потому что проблема передачи церквей — она реальна. И если Правительство России сформирует до конца года план передачи объектов Спасо-Евфимиева монастыря РПЦ, мы должны внести реальные предложения с примерным объемом денег на создание новых музейных пространств, которые, во-первых, заместили бы выпадающие площади, а во-вторых, не снизили бы туристскую привлекательность Суздаля.
Это очень важно! Если мы снизим туристскую привлекательность Суздаля, все остальные наши подпрыгивания и потуги будут умножены на ноль. Суздаль — это «гвоздь» всего ВСМЗ. Я понимаю, что Суздаль — это один из самых посещаемых городов «Золотого кольца России». Если мы его потеряем как локацию туристской привлекательности, то мы теряем всё.
ЦИФРЫ
| Собственные доходы ВСМЗ (после уплаты налогов) | Рост к предыдущему году | |
| 2016 | 188,8 млн руб | 9,40% |
| 2017 | 211 млн руб | 22,00% |
Общий доход ВСМЗ за 2017 год — 430 млн руб.