Многолетняя работа над реконструкцией истории развития фотодела во Владимирской губернии научила меня внимательно относиться к каждому упоминанию слова «фотография» в заголовках архивных дел. Сколько их пересмотрено за эти годы, сколько интереснейших историй извлечено из небытия!
Однако, изучая архивные дела, объединенные одной странной фамилией, я даже представить не могла, что архив подарит мне на этот раз не только ценнейшие сведения по истории фотографии, но и изображение главного героя этой истории.
Самозванец
Городничий: «Батюшки, не милы мне теперь ваши зайцы: у меня инкогнито проклятое сидит в голове. Так и ждешь, что вот отворится дверь и ‑ шасть…».
Н.В. Гоголь. Ревизор.
«Около двух недель тому назад в Флорищеву пустынь Гороховецкого уезда прибыла на тройке лошадей неизвестная личность…», - этой замечательной, почти гоголевской фразой 1 июля 1887 года начал свой рапорт жандармский офицер, положивший тем самым начало многостраничному делу.
Неизвестный, назвав себя «жандармским полковником тайной полиции», совсем по-гоголевски потребовал: «А подать сюда архимандрита монастыря». Отцу Антонию приезжий заявил, что прислан «обер-прокурором Святейшего Синода для расследования о неправильной продаже монастырского леса и других допущенных злоупотреблений». При этом недвусмысленно дал понять перепугавшемуся архимандриту: все-де в наших руках. Правильно понявший собеседника настоятель «вынес самозванцу пачку ассигнаций». Получив деньги, неизвестный в дополнение «потребовал прогонов 10 р.» и вручил о. Антонию написанный в его присутствии рапорт, в котором сообщал в Синод, что «никаких злоупотреблений во Флорищевом монастыре им не обнаружено и что архимандрит заслуживает награды».
Описывавший эти события жандарм свое донесение закончил весьма литературно:
«…С тем самозванец уехал. О таковом, чисто легендарном сказании и наивном действии о. архимандрита имею честь донести департаменту полиции».
Как попался на такую уловку о. Антоний, человек в губернии известный и уважаемый, своими многолетними трудами добившийся процветания вверенной его попечению обители! Вроде бы и «наивен» он не был, если доложил о случившемся «кому следует». И закрутилось полицейское дело.
28 июня 1887 года неизвестный был схвачен в Москве на Курском вокзале и препровожден в гороховецкий тюремный замок. Оказалось, какие только имена не носил таинственный путешественник: урядник Матроновский Сарапульского уезда Вятской губернии (при задержании); полковник по секретным поручениям Макринский-Макаровский (в рапорте, оставшемся в руках о. Антония); полковник Макровский-Мокринский (уже на конверте для «отправки» рапорта в Синод). В конце концов, следствие остановится на одном, надо полагать, подлинном варианте: дворянин Серафим Васильевич Матренский-Матреновский.
Помимо многочисленных предметов, напоминавших скорее ассортимент старьевщика, чем «джентльменский набор» авантюриста, в немудреном саквояже арестованного были обнаружены документы, свидетельствовавшие, что подследственный являлся в разное время: отставным унтер-офицером 76-го пехотного Кубанского полка; инспектором народных училищ Харьковского учебного округа; вольнонаемным псаломщиком и регентом церковного хора; «художником живописных икон и стенных работ» при Верхнетурском Николаевском мужском монастыре; полицейским урядником 2-го стана в Свияжском уезде и проч. и проч. Вот только все эти любопытные указы, свидетельства, аттестаты, удостоверения были написаны рукой самого Матренского.
И потребовался фотограф
«В департамент полиции. Секретно.
…Имею честь присовокупить просьбу снять фотографическую копию с этого авантюриста».
Из запроса Владимирского жандармского управления от 1 июля 1887 года.
Так губернское жандармское управление запросило у МВД, в состав которого входил департамент полиции, разрешение на снятие фотографической карточки. Департамент полиции разрешил. Только после этого начали подыскивать фотографа, который смог бы выполнить такую работу. Кстати, услуга была платной, поэтому местным жандармам и нужно было разрешение из МВД. Положительный ответ из Министерства внутренних дел на данную просьбу поступил во Владимир 11 июля 1887 года. В Гороховце в то время не было еще своего фотографа, и жандармское управление обратилось с просьбой сфотографировать «одно лицо, содержащееся в тамошнем (гороховецком) помещении тюремного замка» к ближайшему мастеру. Им оказался вязниковский фотограф Кирилл Михайлович Козин.
К.М.Козин хорошо известен в Вязниках. Здесь он начал работать раньше остальных фотографов и работал дольше всех, став основателем целой династии фотографов Козиных. Кстати, на обороте своего фотографического бланка Кирилл Михайлович писал, что его фотография существует с 1879 года, что вступало в противоречие с полицейскими рапортами, свидетельствовавшими, что в Вязниках не было фотографии вплоть до 1902 года, когда таковую в собственном доме открыл К.М.Козин. Так что дело Матренского-Матреновского дает историку фотографии очень ценную информацию: фотограф Козин в 1887 году в Вязниках уже работал!
Однако немедленно выехать в Гороховец Кирилл Михайлович не смог, он уведомлял начальника губернского жандармского управления (ГЖУ): «По случаю нашей Вязниковской ярмарки… заказов у меня очень много и все срочные». Жандармское управление не могло ждать даже несколько дней и обратилось к владимирскому фотографу, о чем уведомило К.М.Козина ответным письмом. Выбор пал на Н.П. Грачева, который и выехал в Гороховец 29 июля в сопровождении адъютанта ГЖУ поручика Зворыкина, которому предписывалось присутствовать при снятии фотографии. 8 августа 1887 года фотография ‑ та самая, которую видит читатель, была выслана в адрес департамента полиции МВД.
Вот так человек с необычной фамилией Матренский-Матреновский, сей незадачливый последователь гоголевского Хлестакова, смог оказаться хоть в чем-то полезным: благодаря его появлению в Гороховецком уезде и скрупулезности владимирских жандармов нам удалось внести существенную поправку в историю развития фотодела во Владимирской губернии.