Московская страница Эти записи вел мой отец, когда ему было 23 года. Столько сейчас моему сыну. Я не видел дневники отца много лет и сейчас чувствую себя неловко, потому что публикую все-таки дневники. Дневник подразумевает некую интимность, даже сокровенность. С другой стороны, каждый пишущий дневник не может не ощущать «человека за левым плечом». Просто писать для себя - значит, обманывать себя. Перед вами продолжение дневников моего отца.
26 декабря 1946 годаВ моей зачетке прибавилась еще одна отметка: зачет по основам марксизма-ленинизма. Предмет так себе, не особо важный и не особо любимый студентами (не могу не заметить, как смело для 1946 года! - С.М.), но все же и он здорово мог испортить настроение. Нельзя сказать, что я хорошо разбираюсь в диалектике, философии и идеологии, поэтому постарался заранее зарекомендовать себя с хорошей стороны и последние два занятия «добровольно» выступал по разным там революциям и трудам Ленина.
Свою речь я обычно начинал со слов «марксизм учит, что» или «Ленин в своей знаменитой работе доказал, что пролетариат - это единственный революционный класс» и т.д. Так и отделывался общими фразами, но со стороны, видимо, смотрелось неплохо. Правда, на последнем выступлении я, ссылаясь на Ленина, напорол такую чушь, что наша маленькая преподавательница Софья Левинтаум не выдержала и под общий хохот группы разъяснила мне, что я как раз утверждаю то, что в свое время утверждал Троцкий. Софья Абрамовна тут же добавила, что ошибки бывают у всех и что семинары существуют для того, чтобы исправлять эти ошибки.
Я не очень напираю на науки, так, часика два-три в день и хватит. Почему-то у меня появилась нехорошая уверенность, что и так сдам все экзамены. За время зачетов ходили на ярмарку на Манежную площадь, во МХАТ на «Егор Булычев и другие» и наконец-то в Большой театр на балет «Жизель». Театр огромный и роскошный, он просто подавляет своим интерьером, а чего стоят имена народных и заслуженных артистов! Как-то уютнее показалось в театре миниатюр, где смотрел «Укрощение укротителя». Завтра сдаю черчение, потом химию, затем Новый год и экзамены. А там долгожданные каникулы.
5 января 1947 года
Новый год начался, и судя по тому, как я его встретил, жить в этом году я должен весело и беспечно. Первый раз за свои 23 года встречал праздник в Москве, да еще на свадьбе. На мое счастье вышла замуж Зоя, девушка из того дома, где квартировали Саша Фирсов и Виктор Савин. Я к этой свадьбе никакого отношения не имел, но, как друг ребят и знакомый Зои, в 10 часов вечера 31 декабря заявился на свадьбу. Там уже собралось достаточно народу, чтобы начать танцы. Спустя полчаса пришли еще три юных москвички, все замечательно хорошенькие, развитые, как раз для бала, танцев и всего-всего...
Завели патефон, началось веселье. Я не упустил возможности показать, чему меня научили за 60 рублей в институтском танцкружке, и беспрерывно танцевал со всеми. Около
12-ти всех пригласили к столу, причем молодежь уселась в отдельной комнате. Не дожидаясь Нового года, дружно выпили, а когда часы на Кремлевской башне стали бить двенадцать, все встали. А потом уж началось настоящее веселье, все словно сошли с ума, девушкам расточались бесконечные комплименты, вина и закуски оказалось вдоволь. В соседней комнате под гармошку старики пели революционные песни и плясали русского, а молодежь с заблестевшими глазами вовсю флиртовала, танцевала под Лещенко, Баянову, Вертинского и Снежати. Дошло до игры в бутылочку с целованиями, а часа в три ночи, взявшись за руки, все дружно отправились на Красную площадь, удивляя одиноких милиционеров песнями и криками. Но и на том дело не кончилось. Вдоволь нагулявшись, уже под утро все вернулись на квартиру, опять пели, пили и танцевали. Часов в восемь утра, когда нестойкие друзья прямо за столом уже видели третий сон, я наконец отправился к себе.
Судя по количеству выпитого вина и стоптанным подметкам ботинок, мне в новом году должно чертовски везти!
8 января 1947 года
В последние два дня штудировал учебники и писал шпаргалки. Прочел все по физике и с огорчением обнаружил, что выучить физику невозможно.
Профессор Басманов встретил меня с Васей неприветливо, отругал за опоздание и предложил взять билеты. Мне досталось уравнение Ван дер Ваальса, сжижение газов, энергия газа и т.д. Я преспокойно вынул из карманов нужные бумажки, просмотрел их во время подготовки и бойко ответил профессору. Он мне в зачетке поставил «хорошо», ибо был не в духе, но я и этим доволен.
16 января 1947 года
Пока - тьфу-тьфу-тьфу - все идет хорошо. 11-го сдавал химию и сдал на четверку. Билет мне достался простой и принимала экзамен Софья Львовна Коган, которая засыпала только девчат, да и то редко. Я немного попутал ионы с атомами, неправильно написал формулу диссоциации многоосновной соли, но Коган сказала, что довольна моим ответом.
Сегодня сдал на «отлично» начертательную геометрию. Здесь мне просто повезло. В билете оказались задачи, которые мы решали на семинарах. Помогло и то, что от нечего делать я некоторые задачи решил двумя способами и этим расположил к себе экзаменатора.
Таким образом, из 20 возможных я уже набрал 18 баллов. Весьма недурно для начала. Многие студенты моего набора уже засыпались на первых же экзаменах. Из нашей группы не сдали пока примерно 30% ребят, причем мой «заместитель» Рихард Скорубский сразу по двум предметам. Мы его как самого молодого здорово гоняли по комнате и за водкой, хороший парень, но, наверное, вылетит из института. А Юра Наумов вообще все бросил после первого несданного экзамена и уехал к себе домой охотиться.
23 января 1947 года
Как будто ничего особенного не случилось, я просто сдал последний экзамен по математике. Правда, профессор Шепетов поставил мне «поср.», но ведь могло случиться и гораздо худшее. По математике засыпаются очень многие студенты, она вообще считается самым трудным предметом на протяжении всего курса. Многие засыпавшиеся предупреждали - учите математику. Учить-то я ее учил, но поверхностно. Поэтому выписал все самые трудные места на отдельные листочки и - вперед. Не без трепета вытянул я билет, но, прочитав содержание, немного успокоился. Задачи я решил быстро, но о теореме Ролла пришлось спрашивать у Геннадия, который сидел за столом сзади меня. Генка вырвал из спрятанного под пиджаком учебника нужную страницу, и... бумажка перелетела ко мне на стол. Я все выписал, но, оказалось, не все, Гена не вырвал еще одну страницу. Я малость поплавал, но все-таки вывел нужную формулу.
Подвели асимптоты. Забыл формулу не параллельных оси Х асимптот, долго вспоминал их, стоя перед Шепетовым, но так и не вспомнил, потому что никогда и не знал. Шепетов зло смотрел на меня и вдруг спросил: «Вы, Муравкин, фронтовик?». Отвечаю: «Так точно, Герман Иосифович!». «Вас устроит «посредственно»?». И он еще спрашивает!
Итак, все экзамены позади, впереди каникулы, стипендия в кармане. Я набрал разных справок об отпуске и готов ехать во Владимир хоть сию минуту, одна нога здесь, другая уже дома. Но подожду. Завтра пойдем бродить по Москве и по столичным магазинам в поисках развлечений и подарков домочадцам. Отец с оказией переслал мне довольно много денег. Я подсмотрел на Кузнецком мосту в комиссионке отличный фотоаппарат - немецкую «Лейку» с катушечной пленкой. Очень хочу поснимать дома родных, да и своих ребят - соседей по комнате и однокурсников. На фронте у меня был трофейный «Хассельблат», но после ранения куда-то потерялся. А фотографировать я любил всегда.
Купил домой подарки: трофейный, со множеством карманов пиджак - отцу, пластинки - всем, маме, как она просила, специальные резинки для теплых чулок и новомодное изобретение - разъемную молнию для всяких курток.
11 февраля 1947 года
Черт возьми, как же быстро летит время, как быстро кончились мои владимирские каникулы! Кажется, совсем недавно вместе с Сашей, Виктором и Филимонцевым, уложив аккуратно все тетради и книжки в тумбочки, уехали из Москвы. Вылили из авторучек чернила, простились с общежитием, выпили на дорожку бутылку - и вперед к родному дому. И вот, пожалуйста, - снова приходится заправлять ручки, доставать учебники и тетради, получать у кастелянши новые простыни и наволочки.
Для некоторых каникулы еще не кончились. Сегодня на лекциях из нашей группы присутствовали только 5 человек, а ведь было тридцать. Многие вообще ушли из института, часть в пути, а кто-то еще продолжает гулять. Студенты откровенно зевали на лекциях, некоторые уснули прямо в амфитеатре, положив буйны головы на сложенные руки. Преподаватели все это видели, но не относились строго, понимали, что для студента значат каникулы и вхождение в рабочий ритм.
Я отдохнул во Владимире замечательно. Правда, на лыжах катался только один раз, на коньках - тоже, т.к. погода была морозная. Зато отвел душу на маминых блинах, пирогах и различных супах. Ежедневно был в кино или в театре с московскими друзьями. Наш театр, конечно, не сравнить с московскими, но здание тоже очень интересное, и актеры, по-моему, играют неплохо.
Как раз в каникулы приехал домой из отпуска мой школьный друг Володя Сатаров. Он был уже майором, имел кучу орденов и медалей и много денег, на которые наш «колхоз» славно погулял две недели. Дело дошло до того, что родители обиделись на меня, мол, никогда тебя нет дома, все шатаешься с друзьями и знакомыми. А чего мне сидеть дома, там скучно.