Штрафы и Крещение
К 1885 году в местечке Никольское близ села Орехово Покровского уезда Владимирской губернии предприниматели Морозовы создали текстильный центр, где работало несколько производств с тысячами рабочих, живших в специально построенных казармах. Владел мануфактурой Тимофей Саввич Морозов.
В советское время эту забастовку объясняли в марксистском духе как борьбу пролетариата за свои права, которая от местечка Никольское на Владимирской земле привела прямо к Октябрьской революции. Экономическими причинами протестов стали снижение расценок за работу в течение нескольких лет из-за кризиса в легпроме и непомерные штрафы. Но, оказывается, дело было не только в деньгах. Морозовы, как и многие их рабочие, были старообрядцами. А у старообрядцев изначально принято, что средства для предпринимательства выдавала в складчину община и как бы поручала своим лучшим организаторам бизнеса развивать его в общинных интересах. То есть рабочие Морозова считали себя не просто нанятым персоналом, а членами общины. Но олигархи Морозовы уже оформили имущество в собственность.
Справедливости ради заметим: памятуя о своих обязательствах, именно старообрядческие промышленники много вкладывали в устройство жилья и прочих социальных условий для рабочих. Но на фоне хронического понижения зарплат и роста штрафов, менеджмент мануфактуры совершил еще одну большую ошибку, ставшую поводом к «взрыву». Праздник Крещения (19 января по новому стилю, 7 января по церковному календарю) 1885 года объявили рабочим днем — и это стало последней каплей: олигарх ради бизнеса замахнулся на святое!
В итоге утром в Крещение 1885 года в 6 часов утра один рабочий закричал: «Сегодня праздник, кончайте работу, гасите газ! Бабы, выходите вон!». Это стало сигналом к забастовке.
Конечно, стачку готовили рабочие-революционеры, особенно постарались Петр Моисеенко и Василий Волков. Но они явно использовали религиозные и общинные чувства старообрядцев. А у тех накипело. Так что за три часа работу на всех все фабриках Морозова остановили. Рабочие высыпали на улицу. Фабрикант был в Москве, а управляющий Дианов просто сбежал и срочно телеграфировал в Москву и Владимир с просьбой о помощи.
Дошло до погрома: стачечники разнесли дома ненавистного мастера Шорина и директора бумагопрядильного производства Лотарева, лавку с харчами, хлебопекарни, в фабричной конторе разбили окна. Чуть не разгромили кооперативный магазин. Забастовщиков было от 6 до 8 тысяч человек. Поздно вечером в Никольское прибыл владимирский губернатор Иосиф Судиенко, прокурор и два батальона 12-го Великолукского полка из Владимира.
Губернатор как арбитр в конфликте
Роль губернатора Иосифа Судиенко в тех событиях подавалась в советское время исключительно негативно: подавил стачку. Однако если взглянуть на картины советских художников про Морозовскую стачку, то там один из лидеров забастовки Волков подает список требований именно Судиенко.
Рабочие требовали возвратить им штрафы, начиная с Пасхи 1884 года (люди жили по православному календарю). Нормализовать выдачу харчей. Восстановить прежние расценки за работу. Уволить указанных мастеров и служащих. Кроме того, требовали - уже в российском масштабе - ввести госконтроль над зарплатами, ограничить суммы штрафов, оплачивать простои по вине владельца...
Губернатор сразу понял, чего именно от него ждут - роли арбитра в «разборках» с Морозовым. Когда, наконец, в бунтующее Никольское приехал из Москвы сам Тимофей Саввич, он сначала не хотел идти на уступки. Именно губернатор настоял на мерах для разрядки обстановки: уволить Шорина, отменить приказ о прекращении выдачи хлеба забастовщикам из пекарен.
Позже губернатор докладывал министру внутренних дел Дмитрию Толстому, что «при всем озлоблении своем против фабричной администрации толпа вела себя по отношению» к представителям госвласти «крайне сдержанно и почтительно». А губернатора забастовщики воспринимали «как единственного защитника от терпимых притеснений». Судиенко добавил, что пытался объяснить рабочим ограниченность своих полномочий, ссылаясь на несовершенство законодательства: «На приносимые мне жалобы относительно низких расценков и чрезмерных штрафов я поставлен был в необходимость разъяснить, что нет закона, могущего заставить хозяина повысить плату или уменьшить штрафы».
Стачка продолжалась несколько дней. Воинскую группировку в Никольском пришлось за счет казачьих сотен из Москвы нарастить до более чем 2 тысяч человек. При этом губернатор и силовики, несмотря на столкновения, не допустили гибели ни одного человека в те дни. Все ограничилось легкими ранениями. В конце концов от царя поступило указание действовать жестко. Зачинщиков арестовали. Более 600 активистов выслали в другие губернии.
Триумф Плевако во Владимире
Суд над участниками Морозовской стачки в следующем 1886 году стал триумфом знаменитого адвоката Федора Плевако. Он приехал во Владимирский окружной суд (был в нынешних Палатах музея-заповедника) защищать забастовщиков, включая Моисеева и Волкова. Обвинение предъявлялось по 101 пункту — за насильственные действия во время стачки. Так что, казалось, обвиняемых ждет неминуемая каторга. Но защита убедила присяжных, что рабочих вынудили пойти на стачку ужасные условия труда у Тимофея Морозова. Владимирская речь Плевако вошла в число самых известных его выступлений:
«Фабрика Морозова была защищена китайской стеной от взоров всех, туда не проникал луч света, и только благодаря стачке мы теперь можем проследить, какова была жизнь на фабрике. Если мы читаем книгу о чернокожих невольниках, возмущаемся, то теперь перед нами белые невольники...»
Защита использовала даже свидетельство того самого уволенного Шорина. Не связанный более корпоративной этикой, он выдал суду и присяжным «черную бухгалтерию». Оказывается, когда штрафы с рабочих превышали мыслимые пределы, с фабрики их как бы увольняли, а потом устраивали заново, выдавали новые штрафные книжки, а старые просто исчезали.
Сын Морозова, Савва Тимофеевич так описывал шок, который его отец испытал на суде во Владимире: «Старик испугался. До тех пор в России настоящих стачек не бывало. А тут еще суд нарядили. Судили, конечно, не отца, а забастовщиков, но адвокаты так ловко дело повернули, что настоящим-то подсудимым оказался отец. Вызвали его давать показания. Зала полнешенька народу. В бинокли на него смотрят, как в цирке… Кричат: «Изверг!», «Кровосос!» Растерялся родитель. Пошел на свидетельское место, засуетился, запнулся на гладком паркете — и затылком об пол. И, как нарочно, перед самой скамьей подсудимых!.. Такой в зале поднялся глум, что председателю пришлось прервать заседание».
Невиновны по каждому из 101-го пункта обвинения, освободить всех, - таков был вердикт присяжных. Все, чего удалось добиться правоохранителям: высылки Моисеенко и Волкова в северные губернии. Причем, с женами! «Вчера в старом богоспасаемом граде Владимире, раздался 101 салютационный выстрел в честь показавшегося на Руси рабочего вопроса», — написал тогда известный публицист Катков в газете «Московские ведомости»,
Последствия
Месяцы ареста до суда тяжело сказались на здоровье Василия Волкова — он вскоре умер от чахотки. А вот Петр Моисеенко дожил до революции и своего официального триумфа — до 1923 года, когда в Орехове-Зуеве поставили первый из трех памятников участникам Морозовской стачки.
Недолго прожил после сравнения во Владимире с рабовладельцами Юга США и Тимофей Морозов: пытался восстановиться в Крыму, но умер через три года. Зато его сын Савва стал образцом в создании нормальных условий для рабочих на семейной мануфактуре. На карьере губернатора Иосифа Судиенко стачка никак не сказалась. Он уверенно руководил губернией до 1892 года, установив рекорд пребывания в должности среди всех дореволюционных губернаторов (16 лет подряд). Уже вскоре после стачки он назначил первых фабричных инспекторов, которые стали надзирать за состоянием производств, оборудования, цехов, уровнем зарплат и т. д., проводя проверки предприятий. Первый «фабричный закон», более гуманный к рабочим, был принят в России почти одновременно с оправданием участников знаменитой стачки.
Читайте также: Молодой лейтенант из Владимира открыл Антарктиду и стал адмиралом